Он хотел заплатить или еще как-то отблагодарить моих родителей. Они наотрез отказались, но фермер настаивал. Тогда папа предложил такой выход:

— Джон, я видел, что ваша собака-ньюфаундленд родила щенков. Если вас это устроит, мы могли бы взять одного щенка.

— О, конечно, буду очень рад, Дэвид!

Мы назвали щенка Персона».

***

Я печатала воспоминания очень быстро, руки мелькали над клавиатурой, но еще быстрее в сознании всплывали цветные картинки — образы событий. Не желая писать сумбурно, я отделяла и превращала в печатный текст только некоторые из них.

Перед тем, как продолжить воспоминания я посмотрела на фотографию в рамке, стоящую на каминной полке, она была сделана около года назад, как раз перед тем, как моя жизнь совершила крутой поворот. Папа, мама и я запечатлены там смеющимися и очень счастливыми. У наших ног расположились собака — та самая Персона — крупный ньюфаундленд-лендзир, и ангорский кот Питкин.

— «Буду описывать самые важные события», — подумала я, решая, о чем стану рассказывать дальше своему компьютеру посредством текстового файла и сделала следующий подзаголовок:

Создание Комитета по Распределению

Итак, я приступила к описанию одного из главнейших периодов в жизни семьи:

«Прошло несколько лет, на протяжении которых было множество случаев тайной помощи животным. Однако, мой папа Дэвид не считал себя и маму вправе помогать людям таким не оговоренным в законах способом.

Родители Дэвида давно умерли и единственным его родственником, кроме нас с мамой, был брат — Генри Грей, тоже врач, живущий в Лондоне. Образование он получил в лучшем университете страны и стал известным кардиологом.

Во время учебы дядя состоял в студенческом обществе и подружился с несколькими молодыми людьми, впоследствии ставшими влиятельными фигурами в разных отраслях общественной жизни.

И вот однажды на прием к Генри пришел его старый товарищ по студенческому обществу, назовем его условно Питер Н., ибо он важный государственный деятель. Сердце этого человека по каким-то причинам очень рано выработало свой ресурс. Питер уже перенес две операции на сердце, это на какое-то время продлило ему жизнь, но не остановило губительных процессов.

Он не мог бегать, ходил, задыхаясь, принимал кучу разных таблеток ежедневно, а ведь Питер Н. был еще довольно молодым человеком, настоящим жизнелюбом, вся его натура нуждалась в движении, бурной деятельности. Не говоря уже о том, что высокая должность друга моего дяди требовала полной отдачи и большой энергии. Питер был женат и имел двоих детей — для семьи нужны были душевные и физические силы, которых у него почти не осталось.

Осмотрев друга в очередной раз, Генри не на шутку опечалился, так как состояние сердца Питера не внушало надежд. Еще одна операция на его измученном сердце являлась крайне рискованным делом из-за длительного наркоза. Прогноз был неутешительным. Тогда Генри попросил товарища зайти к нему через день для важного разговора, а сам немедленно выехал к своему брату Дэвиду — Генри был посвящен в семейную тайну и знал о чудесных рецептах семьи Осборн.

Между ними состоялся разговор:

— Понимаешь, Дэвид, мой друг Питер Н. — прекрасный человек, нужный стране, умный, порядочный. Такие люди, как редкие жемчужины! Я не могу смотреть, как он гибнет. Думаю, надо попытаться помочь. Пойми, Дэвид, ему уже нечего терять.

— Генри, ты сам врач и должен понимать о чем просишь! Мы не имеем права делать этого, пусть даже Питер согласится и подпишет какие-то бумаги. Если об этом деле станет известно, нас лишат врачебной лицензии, запретят лечить людей. Тебя, меня и даже мою жену могут отдать под суд!

Генри слушал брата и сидел молча, обдумывая и взвешивая все «за» и «против». А мой папа продолжал:

— Если, предположим, Питер Н. умрет (прости меня за жестокие слова), несмотря на лечение, которое ты применяешь — я имею в виду методы, одобренные национальным здравоохранением, то никому и в голову не придет хоть в чем-то упрекнуть тебя. Таково состояние сердца пациента! Но если ты применишь один из рецептов семьи Осборн, а Питер, тем не менее, все равно умрет, то виноватым окажешься ты, ну и мы вместе с тобой! Элизабет не может дать полную гарантию его выздоровления, она говорит, что вероятность этого процентов девяносто пять, стало быть, есть пять процентов риска, а это немало!

— Ты говоришь, Дэвид: «... если Питер Н. умрет...», — с тяжелым вздохом промолвил Генри, — так вот, нет никакого «если». Он умрет, и скоро. Я не могу даже надеяться на пересадку сердца, потому что у моего пациента тяжелый диабет, а ты знаешь, как проблемно у таких людей приживаются донорские органы. Только чудо может помочь ему, к коему я и отношу рецепт Элизабет. Дэвид, девяносто пять процентов — это почти гарантия успеха!

— Ты уверен, Генри, что у Питера все так плохо? Он ведь сам пришел на прием, а не вызвал тебя на дом.