Выправляла плиссировку,

Складок жесткие углы.

Долговременность обновки –

Лавы хладные валы.

3

Шестигранная брусчатка,

Будто миллион ладоней

Шлифовало этот камень,

Этот лавовый базальт,

Будто лайковой перчаткой,

Сделанной из шкурки пони,

Будто сам товарищ Сталин

Приглашен был на парад.

(8.09.09)

Заиграй, моя шарманка,

Мой орган, убойно громкий.

Я играю на помойке

На безлюдье для людей.

Рак не свистнет, мир не ойкнет –

Я солдатик очень стойкий –

Поседелая гражданка

Из цыганских лошадей.

Заиграй, моя тальянка,

Что аккордеон трофейный.

Подходи, народ бездельный,

Подходи и будешь пьян.

Вместе мы – одна деревня,

Я тебе во всем подельник.

Мне Таганка и Солянка

Помещаются в карман.

Я играю на помойке –

На помойке ветер свищет,

На дороге урка рыщет –

Сам разбойник-соловей.

День – за год, а рубь – за тыщу

Не прибавишь и не вычтешь.

По долгам и неустойка —

Что ты хочешь от людей?

(9.09.09)

О, великий Лукреций, писавший стихи о природе вещей,

Не могу я тебе подражать – не хватает полета мысли.

Но способна увидеть – сегодня синеют выси,

И синеет кустарник, покрытый мильонами синих кистей.

Я застряла на том, что глаз принимает частотную гамму

Отраженного света, идущего с самых дальних высот.

Предо мной голубеет топаз незабудок Эдама –

Закрепились в мозгу от мощного вала синих частот.

Йерихонские трубы своим громовым медноголосьем

Наводили ужас на воинов прежних времен.

А сейчас у меня вздымаются дыбом волосья

И стесняет дыханье, как слышу пенье цикад и ворон.

И уходит плохое бу-бу от весеннего стона лягушек,

Отдыхает – бурлит требуха от чуда картин и икон.

Расскажи мне, Лукреций, что происходит в глазках и ушках,

И абстракция чем пленяет людей, и рисунки, и звон.

(10.09.09)

Пока что ни намека – затаилась

Осенняя пора в задворках улиц.

Деревья мощные сутулятся,

Как раб, нагруженный тяжелою корзиной,

Под розовыми кистями цветов.

Обманутая вспышкою жары

Камелия явила горсть бутонов,

И олеандры высятся на склонах –

Ласкают глаз их ядовитые дары,

Как те, что посылали обреченным.

Уже за пол-девятого утра,

А тучи плотны, и тепло их одеяло.

И для стервятников давно пора

Слететь с насестов, двигаясь за валом

Воздушного потока за едой.

А черная дыра зимы в календаре

Неумолимо подползает ближе.

А там захватит язычищем, слижет,

Всосет все разноцветье на дворе

Апокалипсисом, до времени прочтенным.

(12.09.09)

1

Хочется полеживать,

В валенки залезть.

Смежить глазки-ежики,

Косточки прогреть.

В гнездышке уютненько

Шубку подтянуть,

И мечтами смутными

Разутешить грудь.

То не грусть-печаль-тоска,

То нависли облака.

То давленье пало –

Вот я и устала.

Ночь прикрыла гор хребты

Облаками с высоты.

Ночь нависла надо мной,

Как недобрый домовой.

Точно лужу молока

День просушит облака.

Ветер гонит кучу туч,

Пробивает солнца луч

Гор зеленые валы,

Елей мощные стволы.

Залетает мне в окно –

Утро на дворе давно.

2

Еще мокры перила от дождя,

Что лил всю ночь, и благодатной влагой

Еще покрыты травы, и нельзя

Различье отыскать от капелек росы.

И длинные промокшие власы

Осенних трав полны других загадок.

А вечером за шумом болтовни

Его приход никем не был отмечен –

Шуршал, как мышь за веником в пыли,

И теннис, и футбол заполонили вечер –

Сюрреализм великого Дали.

(13.09.09)

Птицы, птицы – параллельный мир,

Спутники, попутчики мои.

Я бегу, сбрасывая лишний жир,

Я иду и слышу ваш призыв.

Адресован он не мне – своим,

Но коснулся он моих ушей.

Я иду с тревогою – своей,

И она уносится, как дым.

Я не вижу в зелени дерев,

Где устроились вы, небольшой народ,

Но я слышу вас, и нет! – беде.

Нет печали, никаких тревог,

Даже пусть на тот короткий миг,

Я иду когда пару сот шагов,

И не надо стиснуть в груди жалкий крик,

И не надо сдерживать тяжкий вздох.