– Надеюсь, что ты часто будешь писать мне, Элиза.

– В этом ты можешь не сомневаться.

– Хочется попросить тебя еще об одном добром деле. Ты навестишь меня?

– Думаю, что мы часто будем встречаться в Гертфордшире.

– Некоторое время я буду вынуждена оставаться в Кенте. Поэтому обещай мне, что приедешь в Гансфорд.

Отказать Элизабет не могла, хотя и ожидала от этого визита мало приятного.

– Мой отец и Мария должны приехать ко мне в марте, – добавила Шарлотта, – поэтому я надеюсь, что ты согласишься составить им компанию. Поверь мне, Элиза, я буду рада тебя видеть не менее их двоих.

Венчание состоялось: молодая и молодой прямо с церковного крыльца отправились в Кент; как и положено, об этом событии было много разговоров и мнений. Вскоре Элиза получила от своей подруги весть, и их переписка стала такой же регулярной и частой, как и раньше, но она уже не могла быть такой же непринужденной. Элизабет уже не могла обращаться в Шарлотте, не ощущая при этом, что между ними нет уже того комфорта доверия, и, хотя она не ленилась писать, делала это скорее ради прошлого, чем ради настоящего. Первые письма от Шарлотты вызвали большой интерес, потому что всем хотелось знать – что она скажет о своем новом доме, как ей понравилась леди Кэтрин и ощущает ли себя счастливой. Однако, читая письма, Элизабет убедилась, что на каждую тему Шарлотта высказалась именно так, как она и предполагала. Настроение у корреспондентки было бодрым, казалось, что у нее нет недостатка ни в чем. Все, о чем она упоминала, успоминала с похвалой. Все ей пришлось по вкусу: и дом, и мебель, и округа, и дороги, а леди Кэтрин вела себя крайне дружелюбно и любезно. Ее картина Гансфорда и Розингса была похожа на картину мистера Коллинза, только было в ней меньше эмоций и больше впечатлений, и Элизабет поняла, что для полных сведений ей придется подождать, пока она сама там не побывает.

Джейн тоже написала ей несколько строк, известив о благополучном приезде в Лондон; поэтому Элизабет надеялась, что в своем следующем письме ее сестра уже сможет рассказать ей немного о том, как чувствуют себя сестры Бингли и их брат.

Нетерпение, с которым она ожидала этого второго письма, было вознаграждено должным в таких случаях образом. Пробыв неделю в городе, Джейн так ничего и не услышала о Кэролайн и ни разу ее не увидела. Однако она объясняла это предположением, что адресованное ее подруге последнее письмо из Лонгберна где-то случайно потерялось. – Моя тетушка, – продолжала Джейн, – завтра же собирается в тот район Лондона, и я воспользуюсь возможностью и приеду на Гровнор-стрит.

После этого визита Джейн прислала письмо и сообщила Элизабет, что встречалась с мисс Бингли. «Мне показалось, что Кэролайн была в плохом настроении, – писала сестра, – но она была очень рада меня видеть, хотя упрекнула за то, что я не предупредила о своем приезде в Лондон. Значит, я все-таки была права: мое последнее письмо к ней так и не дошло. Конечно же, я не могла не спросить о ее брате. С ним все в порядке, но он настолько занят с мистером Дарси, что они его почти никогда не видят. Я узнала, что к обеду приглашена мисс Дарси. Жаль, что мне не пришлось ее увидеть. Мой визит длился недолго, потому что Кэролайн и миссис Херст собирались в гости. Надеюсь, что они скоро меня посетят».

Прочитав эти строки, Элизабет покачала головой. Она убедилась, что мистер Бингли сможет узнать о пребывании ее сестры в Лондоне лишь случайно.

Прошло четыре недели, а Джейн так его и не увидела. Она пыталась убедить себя, что ей все равно, но не замечать равнодушия мисс Бингли было уже просто невозможно. Каждое утро в течение двух недель ждала ее Джейн, каждый вечер придумывала для нее новое оправдание, и вот, наконец, гостя появилась, но мимолетность ее визита, а еще больше – перемена ее поведения положила конец самообману, к которому прибегала ее сестра. Письмо, посланное Элизабет, было хорошей иллюстрацией ее чувств:

«Дорогая моя Лиззи! Надеюсь, ты не будешь смеяться надо мной и не будешь радоваться со своей правоты, если я признаюсь тебе, что полностью заблуждалась относительно мисс Бингли и ее уважения ко мне. Но, дорогая моя сестра, хотя события и подтвердили твою правоту, не считай меня упрямой дурой, если я все равно скажу, что – несмотря на ее поведение – мое доверие было таким же естественным, как и твое подозрение. Я не понимаю ее оснований желать моей дружбы, но если подобные обстоятельства произойдут снова, то я уверена, что снова ошибусь. Только вчера Кэролайн нанесла мне ответный визит, а в промежутке я не получила от нее ни записки и ни строчки. Когда же Кэролайн, наконец, пришла, было очевидно, что у нее от этого никакого удовольствия. Бегло и формально извинившись за то, что не зашла раньше, она и словом не обмолвилась о желании вновь встретиться со мной, и вообще – в любом отношении это был настолько другой человек, – когда она ушла – я твердо решила прекратить наши отношения. Жаль, но я не могу не упрекать ее. Остановив на мне свой выбор, она, тем самым, поступила крайне плохо. Я со всей уверенностью могу утверждать, что все шаги к дружеским отношениям сделала именно она. Но мне все равно жаль ее потому, что она не могла не чувствовать ошибочности своего поступка, а еще – из-за моего твердого убеждения, что причиной этому было ее волнение за своего брата. Думаю, что мне не надо углубляться в объяснения; и хотя нам с тобой известно, что это волнение вполне безосновательно, все же, если она его чувствует, этим легко объяснить его отношение ко мне, значит, он дорог ей – и заслуженно дорог, поэтому какую бы обеспокоенность она не чувствовала, эта обеспокоенность является вполне естественной и достойной уважения. Однако я не могу понять ее опасений сейчас, потому что если бы он действительно испытывал ко мне какие-то чувства, то мы бы уже давным-давно встретились. Из сказанного ею я убедилась, что мистер Бингли знает о моем пребывании в Лондоне; однако из ее манеры разговора мне показалось, что она сама себя хочет убедить в его неравнодушии к мисс Дарси. Вот этого я никак не могу понять. Я не привыкла к резким высказываниям, но мне так и хочется сказать, что все это очень похоже на двоедушие. И я постараюсь гнать от себя всякую неприятную мысль и думать только о том, что приносит мне радость: о твоей любви ко мне и о неизменно добром отношении ко мне моих дяди и тети. Не медли и сразу же напиши мне. Мисс Бингли обмолвилась о том, что он уже никогда не приедет в Недерфилд и больше не будет его арендовать, но сказала она это как-то неуверенно. Но лучше об этом не вспоминать. Я очень рада, что ты получила такие приятные сведения о наших друзьях в Гансфорде. Пожалуйста, нанеси им визит – вместе с сэром Лукасом и Марией. Не сомневаюсь, что тебе там очень понравится.

Твоя – и т. д.»

Прочитав письмо, Элизабет несколько расстроилась, но присутствие духа восстановилась, когда она подумала о том, что Джейн уже не даст себя обмануть, по крайней мере, сестре мистера Бингли. Всякие же надежды на него исчезли целиком и полностью. Теперь наоборот: она была против любого обновления его ухаживаний. Он окончательно упал в ее глазах, и теперь (чтобы наказать его и хоть как-то утешить Джейн) Элизабет вполне серьезно надеялась, что мистер Бингли вскоре женится на сестре мистера Дарси, и – по словам мистера Викхема – она быстро заставит его жалеть о той, кем он пренебрег.

Примерно в это же время миссис Гардинер в своем письме напомнила Элизабет о ее обещании относительно мистера Викхема и попросила рассказать о нем, поэтому Элизабет в своем письме такие сведения ей послала, хотя сделала это неохотно и только для того, чтобы порадовать свою тетушку. Его явное небезразличие куда-то исчезло, его ухаживаниям пришел конец – объектом внимания мистера Викхема стала другая женщина. Элизабет была достаточно пристальной и наблюдательной, чтобы все это вовремя понять, но писала она о том, что случилось, не испытывая при этом слишком мучительных эмоций. Любовь еще не успела завладеть ее сердцем, и самолюбие ее было удовлетворено убеждением, что именно она стала бы его единственным выбором, если бы у нее было приличное приданое. Возможность быстрого приобретения десяти тысяч фунтов представляло наибольшую приманку девушки, которой мистер Викхем сейчас пытался понравиться; но Элизабет, которая была здесь менее беспристрастной, чем в случае с Шарлоттой, не упрекала его за желание стать богатым и независимым. Наоборот – это было вполне естественно; Элизабет прекрасно понимала, что мистеру Викхему не понадобятся титанические усилия, чтобы от нее отказаться, и была готова считать его брак с мисс Кинг шагом разумным и желательным для них обоих, поэтому она вполне искренне желала ему счастья.