– Ваша гувернантка уже с вами не живет?

– У нас никогда не было гувернантки.

– Не было гувернантки! Как же вы без нее обходились?! Пять девушек в семье воспитывались без гувернантки! Ни о чем таком я не слышала. Пожалуй, вашей матушке пришлось тяжело поработать над вашим образованием.

Элизабет не смогла удержаться от улыбки, уверяя леди Кэтрин, что это не так.

– Кто же тогда занимался вашим образованием? Кто ухаживал за вами? Без гувернантки вы, вероятно, были брошены на произвол судьбы.

– Возможно, и были – по сравнению с некоторыми семьями; но тем из нас, кто хотел учиться, всегда хватало для этого средств. Нас всегда поощряли к чтению, у нас были необходимые книги лучших писателей. Те же, кто хотел бездельничать, – бездельничали.

– Да, конечно: но именно для прекращения безделья и нужна гувернантка, и если бы я знала вашу матушку раньше, то настоятельно советовала бы ей нанять ее. Я всегда говорю, что в образовании ничего нельзя достичь без постоянного и регулярного обучения, а его может обеспечить только гувернантка. Есть удивительно много семей, которым я помогла в этом деле. Я всегда радуюсь, когда мне удается хорошо пристроить какую-то молодую особу. Именно при моем содействии четыре племянницы миссис Дженкинсон попали к очень хорошим людям; а совсем недавно я порекомендовала еще одну девушку, которую познакомили со мной совершенно случайно, и семья полностью ею довольна. Миссис Коллинз, я не рассказывала вам, как ко мне приезжала вчера миссис Меткаф, чтобы поблагодарить меня? Она считает, что мисс Поуп – это просто клад. «Леди Кэтрин, – сказала она, – вы нашли мне сокровище». А был ли у кого-то из ваших младших сестер дебют в обществе, мисс Беннет?

– Да, госпожа, у всех.

– У всех?! Все пять уже были представлены обществу? Как странно! А вы только вторая сестра. Младшие сестры представлены обществу еще до того, как старшие вышли замуж! Наверное, ваши младшие сестры еще совсем юные?

– Да, моей младшей сестре нет еще шестнадцати лет. Может, она действительно слишком молода, чтобы часто появляться в обществе. Но, сударыня, я думаю, что младшим сестрам было бы крайне плохо, если бы они лишились своей доли развлечений и светской жизни лишь потому, что старшие не могут или не хотят вовремя выйти замуж. Самая младшая из девушек имеет такое же право на развлечения молодости, как и самая старшая. А тут ее притесняют, да еще и по какой причине! Не думаю, что это будет способствовать дружеским сестринским чувствам или утонченности души.

– Послушайте-ка, – сказала ее светлость, – как для юной особы, вы выражаете свое мнение очень убежденно. Сколько же вам лет, скажите, пожалуйста?

– Ваша светлость, я вряд ли признаюсь сколько, потому что у меня три уже взрослых сестры, – с улыбкой ответила Элизабет.

Леди Кэтрин была озадачена тем, что не получила прямого ответа; а у Элизабет появилось подозрение, что она стала первым существом, осмелившимся посмеяться над тщеславием такой важной персоны.

– Я уверена, что вам не больше двадцати лет, поэтому не скрывайте свой возраст.

– Мне еще нет двадцати одного года.

После того, как к ним присоединились джентльмены, а чаепитие было завершено, принесли карточные столы. Леди Кэтрин, Уильям, мистер и миссис Коллинз стали играть в кадриль, а мисс де Бург захотелось поиграть в казино, поэтому двум другим девушкам вместе с миссис Дженкинсон выпала честь составить ей компанию, которая оказалась крайне неинтересной. Ни полслова не было сказано об ином, кроме самой игры, разве что миссис Дженкинсон время от времени озабоченно спрашивала у мисс де Бург, не холодно ли ей случайно, или не жарко, достаточно ли ей света, или недостаточно. А вот за другим столом было гораздо интереснее. В основном говорила леди Кэтрин – указывала на ошибки трех других участников игры или рассказывала о себе какую-то интересную историю. Мистер Коллинз тщательно соглашался со всем, что говорила ее светлость, благодарил ее за каждую выигранную им фишку и извинялся, когда выигрывал их слишком много. Уильям преимущественно молчал. Он наполнял свою память интересными историями и именами знатных людей.

После того, как леди Кэтрин и ее дочь наигрались вволю, столы вынесли, а мистеру Коллинзу было предложено воспользоваться каретой. Тот с благодарностью согласился с предложением, после чего карету начали немедленно снаряжать. Затем общество собралось вокруг камина, чтобы послушать, как леди Кэтрин будет определять погоду на завтрашний день. От этих наставлений их оторвало прибытие экипажа, и под многочисленные благодарственные речи мистера Коллинза и не менее многочисленные поклоны сэра Уильяма гости, наконец, отправились домой. Как только они отъехали от крыльца, к ней обратился кузен и спросил ее мнение по поводу всего того, что она увидела в Розингсе. Ради Шарлотты Элизабет высказалась более доброжелательно, чем думала на самом деле, но даже эта вынужденная похвала не удовлетворила мистера Коллинза, и он должен был лично заняться восхвалением ее светлости.

Уильям провел в Гансфорде всего неделю, но этот визит был достаточно длительным, чтобы убедить его в том, что дочь его вышла замуж очень удачно и у нее такой муж и такая соседка, которых не встретишь на каждом шагу. Пока Уильям был с ними, мистер Коллинз занимался в утреннее время тем, что вывозил его в своем кабриолете, демонстрируя ему окрестности, но когда тот уехал, семья вернулась к своим привычным занятиям. Элизабет была рада отъезду, потому что после этого большую часть своего времени между завтраком и обедом мистер Коллинз начал проводить или за работой в саду, или за чтением и писанием, или выглядыванием из окна своей библиотеки, которое выходило на дорогу. Комната, в которой обычно сидели женщины, была с противоположной стороны. Сначала Элизабет удивляло то, что Шарлотта не отдала предпочтение столовой в качестве комнаты, в которой все имели возможность собираться – она была больше по размеру и приятнее на вид, но вскоре убедилась, что ее подруга поступила очень разумно, иначе мистер Коллинз испытывал бы дискомфорт; поэтому она отдала Шарлотте должное за ее замысел.

Из гостиной они не могли видеть, что происходит на проезде, и были обязаны мистеру Коллинзу знанием об экипажах, которые проезжали, особенно о том, как часто проезжала мимо дома мисс де Бург в своем фаэтоне. Ни разу он не преминул прийти и рассказать об этом, хотя это знаменательное событие происходило почти каждый день. Мисс де Бург частенько останавливалась у пастората, чтобы несколько минут поговорить с Шарлоттой, но ее почти никогда не удавалось уговорить выйти из фаэтона.

Редко выпадал день, когда мистер Коллинз не ходил в Розингс, и нечасто случалось так, что его жена считала неуместным пойти вместе с ним, Элизабет не могла понять смысла в жертвенности такого большого количества времени, пока не поняла, что речь могла идти о возможных вакансиях в других приходах. Время от времени ее светлость изъявляла им честь, нанося непродолжительный визит; ее зоркий глаз замечал все, что происходило в пасторате. Она вникала в их занятия, рассматривала их шитье и советовала все делать по-другому; она придиралась к расстановке мебели, подмечала разгильдяйство служанки, а если и соглашалась перекусить, то, казалось, только для того, чтобы указать миссис Коллинз на слишком большие для их семьи куски мяса, которое подавалось к столу.