Шрифт:
– Было бы что искать, – хмыкнул Купри.
– Найдём! – бодро заявил Помаутук, нервнозябко потирая руки. – Обязательно!
Сихали заметил сходство между парнями из пасторской команды и гвардейцами Харина – и те и другие были непробиваемо спокойны и молчаливы. Собранные, подтянутые, они зорко смотрели вокруг, запоминая все входывыходы, и постоянно были наготове.
– Садимся! – скомандовал своим ТугаринЗмей, и это стало приказом для всех.
В «Харьковчанках» «оборонцев» почти что не было, лишь за рычагами сидели люди Кермаса. Сихали занял хорошее место, сев так, чтобы кобура была под рукой, – одна из привычек ганмена.
– На станции есть рабочая субмарина, – сказал Олег с долей неуверенности в голосе, – с полсотни человек она вместит свободно…
– На ходу? – прогудел Илья.
– Дада. Нам её перегнали из Мирного, она стоит у самого барьера, там вырублено чтото вроде проруби в припае, глубоководники говорят – «майна»…
– Потом, – сказал Тимофей. – Сначала походим на «Орках», посмотрим, что там и как…
– Конечноконечно, – согласился Кермас.
– Ведь, если немецкие субмарины заходили в эту Вальхаллу…
– Заходили, – перебил Тимофея Помаутук, проводя языком по губам, – можете не сомневаться.
– …Тогда должны остаться какието следы. Ну не знаю… Фонари, фермы какиенибудь, створы, указатели. Не могли же они слепо тыкаться носом в скалы, отыскивая проход! Пока нам известна лишь граница по глубине – тогдашние субмарины не опускались ниже ста метров, в среднем – до отметки пятьдесят.
– Уже легче, – сказал Илья.
Сихали кивнул.
– Трогай! – крикнул Кермас.
«Харьковчанка» с ужасным грохотом двинулась под гору, трясясь и подпрыгивая на камнях. Тимофей дождался, пока вездеход выедет на дорогу, выложенную настилом, и тогда уже отвалился на спинку сиденья. Костотряс какойто…
Показалась «Новолазаревская» – стандартный набор свайных домиков.
Проехав берегом озера Лагерного, кортеж «Харьковчанок» свернул на улицу Гербовича и выехал на большую треугольную площадь, залитую серым металлопластом, исшарканным гусеницами и ножами бульдозеров, по весне разгребавших снежные заносы – иначе те не успевали растаять.
Тимофей с удовольствием вышел размяться – дорожная тряска его изрядно утомила.
«Новолазаревцы», завидев гостей, стали собираться, поглядывая то на Кермаса, то на Брауна и гадая, сменилась ли власть и кто сейчас главный.
«Оборонцы» вели себя корректно – антарктов не гоняли, но бдили.
Неожиданно изза спин перетаптывавшихся новолазаревцев выскочил мужичонка в распахнутой каэшке и завопил, обращаясь к Брауну:
– Наконецто! Где ж вы раньшето были? Замучили нас эти «оборонцы», сил нет!
Кермас побледнел, а Сихали усмехнулся.
– А где был ты? – ласково спросил он. – Чего ж ты не показал «оборонцам», какой храбрый?
– А чего – я? – подувял мужичонка. – Без оружия, и вообще…
Браун с презрением осмотрел «храбреца».
– Когда мы уходили партизанить, вооружён был лишь каждый второй, – отчеканил он. – Остальные добывали оружие в бою. А насчёт «вообще»… «Оборонцы» хоть чтото делали, хоть какойто порядок наводили, а что совершил ты? Отсиживался рядом с тёплым гальюном? «Моя хата с краю, ничего не знаю»? А теперь чего удаль свою показываешь? Героизм одолел? Так вон они, «оборонцы»! Ступай, воздай им за свои муки, отомсти как следует.
– Я думал, вы нам помогать пришли… – протянул мужичонка, сохраняя лицо. – А вы, стало быть, с ними вместе…
– Я не вместе с Кермасом, – холодно сказал Тимофей, – я рядом с ним. А помогаем мы тем, кто сам пытается добиться правды. Поднялись горняки в ТилМаунтин – и мы встали с ними рядом. Жаль только, что на войне обычно погибают лучшие, те, кто идёт в бой, а суслики вроде тебя прячутся по норкам. Так что брысь отсюда, пока я не поправил дисбаланс!
Мужичонка испарился.
– Поехали! – резко сказал Сихали. – Достал меня этот «массовый героизм»!
Вытащив радиофон, он сказал Гирину:
– Максим! Скажи там, пусть перегоняют субмарины на припай!
– Понял, – донёсся ответ.
Пока «Харьковчанки» добрались до ледового барьера, турболётов уже и след простыл, а в огромной прямоугольной майне, прорубленной в припае, покачивались четыре подлодки – одна рабочая, типа «Дипскаут», и три «Орки».
К майне вёл пологий скат, вырубленный во льду и щедро посыпанный песком. Визжа и скрежеща, «Харьковчанка» съехала по нему вниз и развернулась, хрустя тонким ледком, намёрзшим за ночь на выступившей талой воде.