Однако стрелять, и каждый раз после этого передёргивать затвор было мягко говоря не удобно, и ко всему прочему снижало плотность стрельбы. Хотя тут всё просто и понятно, просто не предполагается, что мы будем вести прицельный огонь, концентрировать свой огонь на чём-нибудь. Предполагалось, что мы переправимся, высадимся на берег, ввяжемся в рукопашный бой, может быть, закрепимся, а там уже подоспеет второй эшелон солдат.

А недавно к нам зашёл генерал, один из немногих, кто принимает решения на высшем уровне. Сказал собрать мешки в поход, всего по минимуму, воды, патронов. Еды и медикаментов не дали, и посоветовали не брать, подумать о тех, кому они будут действительно нужны. Нас осознано готовили к скорой гибели, а мы осознавали это, но ничего не могли предпринять.

Точного времени я не знал уже несколько дней, единственные наши механические часы мы выменяли на пару бутылок палёной водки, которая помогала хоть как-то согреться и не думать о плохом, хотя бы на какое-то время. Теперь я ориентировался по солнцу, и существовало теперь всего несколько моментов дня. Это ночь, утро, полдень, день и вечер. Точнее было никак, да это собственно было и не важно.

Сейчас был полдень, или предобеденный час, скоро должны будут выдать норму в еде, которая для солдат естественно была выше, но которой всё равно очень не хватало.

Наш полк расположился недалеко от берега. Мы соорудили кое-какие баррикады мебели, машин и всяких других подручных материалов, да так и легли на холодную землю, кстати говоря, уже человек пятнадцать со всего полка за этот день, уехали на труповозке. Воспаление лёгких, не боевые потери были куда больше боевых.

Я сидел, прислонившись к холодной крыше, перевёрнутой машины, за которой собственно мы с друзьями и расположились. Место хорошее, завидное, пули не достают, от мин прикрывает хорошо. Многие хотели такое место, но не у всех оно было. Просто кто-то изначально поленился прикатить с соседней улицы брошенные автомобили, теперь жалеет об этом. Чтобы не было холодно, мы набросали на землю разорванные коробки, газеты, всевозможные бумажки и листочки, и это, кстати сказать, довольно неплохо помогало.

Руки сжимали винтовку Мосина, которую я держал перед собой. Голова безвольно лежала затылком на машине, а сам я, то ли спал, то ли дремал, то ли бодрствовал. Когда совершенно теряешь счёт времени, а всё что можно было переделать, ты уже переделал, наступает непонятное противное состояние. Мои боевые товарище, отошли по нужде, а мне идти не хотелось, просто было лень. В последние дни почти на каждого из нас напала сильнейшая апатия.

Слева от нас постоянно спал мужичок. Он вставал только чтобы справить нужду, покушать, ну и на утреннее и вечернее построение. Никто не спрашивал у него на прямую, почему он постоянно спит, ни с кем не разговаривает. Поговаривали, что вся его семья сгорела в пожаре, сильно пожаре, который произошёл позавчера. И он не нашёл другого выхода, кроме как искать себе смерти в бою, даже специально в штрафной полк записался. Чтобы поскорее.

А справа расположились двое друзей. Лучших друзей, всё пайку делят, что-то оставляют на потом. Заботятся друг о друге, как настоящие братья. Они очистили от пакости мусорный бак, перевернули его, и, набросав коробок, спали там. Это было, пожалуй, идеальным укреплением, им даже дождь был не страшен. Но и с ними мы особо не общались, так как они были сами по себе. За сегодня я их, кстати, что-то не видел…

– Сегодня кстати, этих голубков что-то вообще не видать, - выдал Артём возвращаясь из-за угла. – Что это они? Друг к другу примёрзли?

– Очень смешно, - отозвался Абрам. – Почему сразу голубки? Они может просто хорошие друзья.

– Днём они друзья не разлей вода, - сказал Артём. – А ночью муж с женой, в таком же виде.

– И откуда в тебе столько злобы? – спросил Денчик. – Оставь людей в покое, пусть что хотят, то и делают. Пусть лучше друг с другом, чем тех детей, на той улице…

– Кроме шуток, - отозвался Джордж. – Их правда, что-то даже на утреннем построении не было. И за пайком они не выходили. Может проверить их?

– Ага, ты к ним тук-тук, кто там живой, а они тебе присоединяйся, третьим будешь, - засмеялся Горев, явно довольный своей шуткой.

– Да заткнись ты уже, - осадил его Денчик. – Рамчик, сходи, проверь, а то весь день мешком сидишь, пройдись хоть чуток.

Делать нечего пришлось вставать и идти. Поставив винтовку к стене, я направился к перевернутому мусорному баку. Постучал по нему, ля приличия, и позвал их:

– Эй, мужики, у вас всё в порядке?

В ответ тишина. Я не стал церемонится, присел на корточки и посмотрел внутрь бака. Они лежали, обнявшись, уже полностью синее, даже немного покрытые белым инеем. В дне бака зияла маленькая аккуратненькая дырочка, а тонка струйка света падала точно на пулевое отверстие в шее одного из мужиков. Крови было не много, хоть пуля и прошла через два горла на вылет, успела быстро свернуться. Мало вероятно, что это работал снайпер, шальная пуля, вот и всё. И такое бывает.

– Зовите труповозку, - бросил я, и вернулся на своё уже остывшее место. – Шальная пуля, обоих сразу, в горло на вылет.

– Мда, - произнёс Абрам. – Вот так живёшь себе, живёшь и на тебе. Ладно бы в бою умереть а то так, без цели, глупо как-то.

– Жизнь штука не справедливая, - сказал Денчик.

– Да хватит уже об этом, - сказал я. – Хватит, три раза уже подобную тему заводили, зачем её мусолить?

– И то верно, - сказал уже несколько дней молчащий Древаль.

И снова наступила тишина. Почти беззвучно подъехала труповозка, погрузила на неё этот замороженный полуфабрикат, они так смёрзлись, что разъединить их не смогли даже здоровенные мужики с ломами. В итоге их так и закинули на тележку. Печальная картинка, но и смешная в то же время, нервы начинали сдавать конкретно.