Мы сразу же, без каких-либо вопросов уселись, и стали писать, уже сотни раз прокрученный и прошлифованный текст. Пока мы писали, в комнату зашёл не много не мало сам генерал-майор, именно он командовал всей дивизией.

– Значит, мы сумели поднять людей после миномётного обстрела в штыковую атаку? – задал он вопрос, шагая из угла в угол, с заведенными за спину руками.

– Получается так, - ответил Артем, оторвав взгляд от листка бумаги. – То есть, так точно.

– Мною было принято решения назначить вас командующими своих полков, тех которыми вы командовали. Ситуация такова, что скоро наступление, без этого никак, долго мы так вести позиционные бои не сможем. Завтра должно быть масштабное наступление. Ваша задача высадится завязать бои на берегу, по возможности нейтрализовать пулемётные и миномётные расчёты для беспрепятственной переправы основных сил.

– Это конечно хорошо, но если так, то нам будут нужны винтовки, явно получше чем трёхлинейки, хотя бы самозарядные карабины, ну и гранат бы, - начал я.

– Всё будет, - сказал генерал. – На другом листочке напишите, что вам нужно, в приделах разумного конечно.

Я подумал, что пока дают, нужно брать, и как можно больше. Поэтому не долго думая, номерую по порядку я стал записывать что было действительно нужно, и чем можно было пренебречь. Мною были указаны автоматы Калашникова полторы тысячи штук, и самозарядные карабины Симонова, пятьсот штук. Поимо этого тысячи патронов, несколько ящиков гранат и многое другое. Затем я поставил внизу свою подпись и отдал листок генералу. Тот внимательно прочитал её и еле слышно сказал:

– Так-с, разберёмся, - сложил листок в двое и положил себе в карман. – Утром к вам прибудут координаторы миномётных и артиллерийских ударов. У вас ещё есть вопросы?

– Никак нет, - ответил я вставая.

– Значит, свободны!

– Есть! – ответили мы с Артёмом в голос и поспешили удалиться из этого подвала.

Сам же генерал уселся за стол, который мы секунду назад занимали, и стал внимательно прочитывать каждую строчку в листочке, который я ему отдал, и делать там какие-то свои пометки.

Мы вышли из штаба дивизии, и вздохнули полной грудью. Всё складывалось хорошо, теперь, по крайней мере, мы командовали штрафным полком и могли повлиять на то, что будет. Теперь появлялся неплохой шанс выжить, а может и занять не плохое положение в будущем после войны.

– Пошли до Джорджа с Аброй? – предложил мне Артюша. – Чего-то они долго? Заодно и обрадуем.

– Ладно, пойдём, - согласился я. – Только побыстрее нужно, нас целый полк ждёт.

– Проживут как-нибудь и без нас, - халатно отнёсся к этому Артём. – Мы же теперь их командиры, пусть проявят самостоятельность, пошли давай. Потом можно, кстати в пивную заскачить, думаю командующим полком дадут бесплатную кружечку пива.

– Ты не о том сейчас думаешь, - осадил я пыл друга.

Не знаю зачем, но я повернул голову на лево, в сторону стены одного из зданий, и притормозил, после увиденного.

На постеленной картонной коробке среди прочих бомжей, инвалидов и алкашей, изуродованных новым миром, сидела молодая девушка, лет восемнадцати. На вид она была чистенькая, ухоженная. Даже в стареньких потрепанных джинсах и рваной курточке, она выделялась из всей остальной массы. Даже волосы были у неё чище. Она сидела прислонившись к стене, обхватив свои согнутые ноги в коленях руками. А перед ней стояла коробочка, а перед ней табличка «Если вы пройдёте мимо, мы умрём».

Сначала я не понял, почему там было написано слово мы, ведь она сидела в общем то одна, и довольно таки далеко от всех остальных. И лишь после я понял, что она беременна. И уже на достаточно приличном сроке.

У неё были пышные, русые волосы, кончики которых заметно заворачивались, на подобии кудрей. Цвет глаз был светло-голубой, даже можно сказать, из-за чего она казалась мне ещё больше замученной и обессиленной. Если бы она улыбалась, то были бы отчётливо видны ухоженные белые зубы. Кожа была белой, бледной, видимо из-за недостатка в пищи. Она была явно славянской внешности, возможно ещё и поэтому такой красивой.

– Как тебя зовут? – спросил я присаживаясь перед ней на корточки.

– Алина, - ответила она спокойно, еле заметно, на сколько ей хватило сил улыбнулась.

– Какой у тебя месяц, Алина? – задал ещё один вопрос я.

– Семь месяцев и пять дней, я считаю и всё запоминаю, вчера он у меня толкнулся, - сказала она с ещё большой улыбкой, от которой мне сделалось очень хорошо на душе, голос её был нежным, и даже каким-то немного детским, ребячески.

– А сколько тебе лет? – спросил я.

– Семнадцать, - ответила она понурив голову, похоже ей было стыдно, причём перед мной, совершенно не знакомым ей человеком, а ведь я не осуждал её и даже не собирался этого делать.

– У тебя есть где переночевать? – спросил я её. – Родители твои где?

– Нету, одна я, - ответила, после чего по щеке её покатилась маленькая прозрачная слезинка, и она уткнулась лицом в свои ноги.

– Почему так? – продолжал спрашивать я, хотя понимал, что уже хватит.

– Очень долгая история, - всхлипнула она. – Мне её вам не за чем рассказывать.