Шрифт:
— Это колонок, — сказала она. — Мать заплатила семь тысяч.
Сергей только присвистнул. Таких денег он еще никогда и в руках-то не держал. Он достал из кармана-брюк сигареты, спички и закурил. Курил он очень редко, но сигареты всегда носил с собой. Стряхивая пепел, в спичечный коробок, стал пускать дым в потолок. Что-то встало между ним и женой, какая-то отчужденность. Там, в родном городе, этого не было. А здесь, в Москве, Лиля какая-то другая... Как она вертелась в новой шубке перед зеркалом... Какие у нее были при этом глаза! И откуда родители берут такие бешеные деньги на подарки дочери-студентке? И эта комната... Как будто нельзя жить, как все, в общежитии! Сергей понимал, что люди живут по-разному: одни перебиваются от зарплаты до зарплаты, а другие вот сумели накопить денег на автомашину. И разъезжают на новеньких «Москвичах», «Победах», «Волгах». Поставил бы он перед собой такую цель — и тоже смог бы накопить на «Москвич», но тут что-то другое... Квартира, роскошь, наряды... Неужели врачи так много зарабатывают? ..
— Я, наверное, ни черта не понимаю... — сказал Сергей.— Откуда все это у тебя? Деньги, шуба, квартира?
— А ты хотел бы, чтобы я ходила в ситцевом платье и снимала в вороньей слободке угол? — глаза у Лили стали злыми. — Ты ведь не платишь за все это? Какие могут быть у тебя претензии? Радовался бы, что твоя жена ни в чем не нуждается и красиво одета.
— А мне вот что-то грустно, — вздохнул Сергей. — И знаешь почему? Даже когда ты закончишь университет и мы будем вместе, я вряд ли тебе когда-нибудь подарю такую шубу...
— Подаришь,— улыбнулась Лиля. — Ты просто еще не знаешь своих возможностей...
— Я не привык жить так, как ты, — сказал он. — И вряд ли привыкну...
Лиля села рядом с ним на тахту.
— Ты ведь не виноват, что у вас такая … многочисленная семья. И потом, твой отец все время в разъездах...
— Не в этом дело. Наши семьи слишком разные. Я еще не видел твоих родителей, но боюсь, что я для них буду чужой...
— Все зависит от тебя, — сказала Лиля.
— Ей-богу, было бы в тысячу раз лучше, если бы ты была... — Он запнулся и замолчал.
— Как Валя Молчанова? — усмехнулась Лиля.— Или другие твои знакомые?
Сергей затолкал скомканный окурок в коробок и бросил его на полированный красного дерева стол. Лиля невольно отметила про себя, что он не умеет так красиво курить, как Роберт. И тот никогда не стряхивал бы пепел в спичечный коробок, уж скорее прямо на ковер...
— Впрочем, какое мне дело до твоих родителей,— сказал Сергей. — Главное —
это ты и я!
— Вот именно, — заметила Лиля.
— И потом, ты знала, за кого выходила замуж...
— Я не жалею, — сказала она и положила голову ему на грудь.
В этот момент зазвонил телефон. Лиля даже не пошевелилась: широко раскрыв глаза, смотрела на лепной потолок.
— Я послушаю, —сказал Сергей и попытался приподняться, но Лиля и не подумала отодвинуться.
— Наверное, хозяйка, — сказала она. Телефон звонил и звонил.
— Подойди, — сказал Сергей.
Лиля нехотя встала, поправила простыню, будто надеясь, что телефон сейчас умолкнет. Присев на пуфик возле зеркала — телефон стоял на трюмо, — сняла трубку.
— Да? Ее нет дома. — И повесила трубку.
Она даже не успела встать, как снова зазвонил телефон. Взглянув на помрачневшего мужа, Лиля подняла трубку.
— Я не могу, — холодно сказала она. — Что тебе нужно от меня?! Я не хочу с тобой разговаривать. И больше не звони.
Отняв трубку от уха и не положив ее на рычаг — Сергей слышал частые гудки, — Лиля взглянула на мужа. В глазах ее мука и злость.
Сергей все понял. После продолжительной паузы как можно спокойнее спросил:
— Это он?
Лиля кивнула. Она так и осталась сидеть у зеркала. Сергей встал, молча оделся и, выйдя в ванную, подставил голову под холодную струю. Долго стоял он, сгорбившись под краном. Когда вышел из ванной, Лиля, натянув на колени простыню, сидела на краешке тахты, настороженно посматривая на него. Трубка все еще издавала раздражающие частые гудки. Сергей положил ее на рычаг.
— Он преследует меня... — первой заговорила Лиля.—Не дает мне прохода! Звонит в любое время, ждет меня у метро, у подъезда... Я не знаю, что мне делать?!
Сергей, прямой и одеревенелый, стоял посреди комнаты. Руки его были опущены. Лицо вдруг стало худым, широкие скулы резко обозначились.
— Ты мне не веришь, Сережа? — спросила она. Верил ли он ей? Он и сам не знал. Этот проклятый звонок окончательно доконал его. Опустошенным и одиноким почувствовал он себя. Эта чужая комната, сразу отдалившаяся жена, которой настойчиво звонит другой мужчина...
Л:иля подошла к нему.
— Я ни в чем не виновата, — сказала она. — Ну, не злись... Если бы у меня с ним