Шрифт:
Крыльцо у Бутрехиных было уже расчищено, глубокая тропинка тянулась к сараю. На ослепительной белизне желтели сухие сосновые поленья. Сергей обмел обшарпанным голиком валенки и вошел в сумрачную прихожую без единого окна. Вся квартира Бутрехиных состояла из большой квадратной комнаты и кухни. Когда Сергей переступил порог, все сидели за столом, Сергея тоже пригласили, и без долгих уговоров он присоединился к обедающим. На первое были щи с бараниной — Сергей их очень любил, — на второе тушеная картошка с говядиной и соленые грибы.
Поле обеда Николай стал проявлять пленки. Сергей помогал ему. Это он еще прошлым летом научил приятеля фотографировать, Бутрехин оказался способным учеником и уже оформлял в театре фотовитрины. Несколько его снимков были опубликованы в областной газете: сцены из разных спектаклей.
Сергей подробно рассказал приятелю о поездке в Москву, о встрече с Робертом и обо всех своих сомнениях. Николай не перебивал, слушал внимательно. Однако на лице его, как, впрочем, и всегда, ничего нельзя было прочесть. Когда Сергей замолчал, Николай покрутил пленку в бачке, взглянул на часы.
— Через две минуты можно выливать проявитель, — сказал он.
— Собственно, она тут ни при чем, — сказал Сергей.— Он не давал ей проходу... Наглый такой тип...
— Подай бутылку с закрепителем, — попросил Николай.
Он слил коричневый проявитель в темную бутылку, прополоскал пленку в ведре с водой, потом залил в бачок закрепитель. Все это проделал аккуратно, не пролив ни одной капли.
— Давай, Волк, сразу договоримся: ты ко мне больше не приставай со своими семейными делами. Это самое последнее дело —давать советы женатым людям. Тот, кто дает советы мужу или жене, всегда оказывается в дураках. Оскорбленная жена найдет повод
восстановить мужа против любого его приятеля. А твоя Лилька и так меня недолюбливает. И как раз за те самые дружеские советы, которые я давал вам до женитьбы. Так что, дорогой мой, разбирайся сам в своих семейных дрязгах, а меня, пожалуйста, уволь.
— Ну и свинья же ты, Бутрехин!! — возмутился Сергей.— Стоило по сугробам тащиться к тебе, чтобы услышать такое...
— Когда я женюсь и прибегу к тебе за советом — гони в три шеи! Кто-то очень справедливо заметил, что совет — самая мелкая разменная монета на свете. Его можно давать всем, не требуя сдачи.
— Наверное, ты прав, — сказал Сергей и, поднявшись из-за стола, пошел к вешалке. Когда он взялся за ручку двери, Николай оторвался от мокрой блестящей пленки — он рассматривал ее на свет — и повернулся к Сергею.
— Обиделся? — спросил он.
— Я вот все раздумываю: будет он еще лезть к ней или нет? — сказал Сергей. — У таких подонков нет ни стыда, ни совести.
— Тут дело не в нем, а в твоей жене. Видно, оставила ему какую-то надежду, раз он так и прет на рожон.
— Он вел себя так, будто имеет на нее какие-то права.
— Чего не знаю, того не знаю... — усмехнулся Николай.
— В одном я твердо уверен: он ей противен!
— Женская натура — загадка, — философски заметил Николай.
— Даже если у нее что-то и есть с ним, я все равно ее не брошу, — сказал Сергей. — Вот ведь какая штука...
— Ты уверен, что он ей противен? — спросил Николай.
— Она видеть его не может!
— Тогда чего убиваешься? Простая логика подсказывает: если бы у них что-то было, уж наверное, она заранее предупредила бы его о твоем приезде.
— То же самое и она мне сказала... Их что-то все еще связывает, а что — я и сам не могу понять...
— Какие могут быть у жены от мужа секреты?
— Ты прав, она что-то скрывает от меня, — задумчиво сказал Сергей. — И связывает их не любовь, — я убежден, она его ненавидит! — а что-то другое.
— Старина, не ломай понапрасну голову, так можно свихнуться... Она тебе сама все расскажет. И, наверное, скоро...
— Это ты когда снимал? Летом? — взглянул на пленки Сергей.
— Ты хорошо получился, — сказал Николай, разглядывая негатив. — Как огурчик!
— Я тогда еще был не женат...
— Я отпечатаю тебе этот исторический снимок,— сказал Николай и нагнулся над ведром, прополаскивая пленку.
Сергей опять пошел напрямик через Дятлинку. Снег под ногами канифольно визжал. Старые следы поземка почти замела. Выйдя на другой берег, он оглянулся: Старорусская улица купалась в лунном свете. Голубым огнем искрилась изморозь на деревьях, густые темно-синие тени, извиваясь, ползли от домов к речке.