Шрифт:
«Обычаи его родины, оказывается, куда мудрее его самого…»
– Да будет так… Значит, дом и все в нем?..
– Да, светоч доброты и мудрости. Это все твое. Ты будешь жить, как жила. Но, быть может, ты разрешишь мне заходить к тебе на чашку чая?
– Что слышу я, глупец? Заходить ко мне? А как же твоя женщина? Она позволит тебе это?
– Я лелею надежду, красавица, что вы станете с ней подругами…
«Самодовольный глупец… Болван… Безголовый червяк… Стать подругами. Да даже если она умная, как кади, она не сможет стать мне подругой… Как нельзя назвать подругой змею, которая укусила тебя и ждет, когда же подействует яд!..»
– Я думаю иначе, иноземец… Вряд ли мы станем подругами – я не люблю подруг. Да и тебе вряд ли буду рада… Не тревожь меня более своим появлением. Думаю, что стражники, которые отныне будут дежурить у моего порога, могут изранить своими алебардами твое нежное тело…
– Стражники, звезда моя?
– Ну конечно, – у Суфии хватило душевных сил пожать плечами. Хотя более всего на свете ей хотелось разбить о голову этого самонадеянного надутого индюка глиняный чан для вина… – Кто-то же должен охранять мой покой… Если этого не может сделать тот, кого я ранее считала мужем, мужчиной, значит, надо будет нанять тех, кто умеет это делать.
– Но зачем же так, Суфия? Я же объяснил тебе – я остаюсь твоим мужем… И потому имею право бывать здесь…
– О нет, глупец, от сего мига ты не имеешь здесьникаких прав. Ибо более ты не являешься моим мужем… А являешься лишь глупым, нежеланным, гонимым пришельцем.
И опять предательские слезы подступили к голосу Суфии. Но она вновь смогла сдержаться, не выдав чувств, которые сжигали болью ее душу.
– Ну что ж, суровая красавица. Да будет так… Хотя я надеюсь все же, что когда-нибудь ты сменишь гнев на милость и примешь под этим кровом меня и мою прекрасную Лю Ли. Надеюсь, что твоего разума достанет оказать нам все то гостеприимство, на какое ты способна… Уж я-то знаю…
– Ты не можешь ничего обо мне знать, незнакомец… Кто дал тебе право вот так, вольготно сидеть здесь? Кто дал тебе право без почтения разговаривать с хозяйкой этого дома? Кто вообще пустил тебя сюда в этот утренний час?
Суфия поняла – еще миг, и она не сможет сдержаться… А потому молча встала, подошла в двери – и распахнула ее одним движением.
– Покинь этот кров, незнакомец! Покинь немедленно, пока я не позвала стражу!
– Я ухожу, грозная красавица… Но надеюсь, что ты еще встретишь радостно меня и мою Лю Ли…
– Никогда! Слышишь ты, раб своих чресел, никогда! И забудь сюда дорогу!
Захлопнулась калитка, отсекая Суфию от ее счастливого прошлого. И вот тогда слезы излились. И теперь ей было все равно, слышит ли кто-то ее горе…
Макама пятнадцатая
Суфия очнулась от воспоминаний. Девушки по-прежнему беседовали. И тут Суфия наконец поняла, что ее так встревожило в рассказе Зульфии. Имя… Имя разлучницы…
– Как твой презренный муж назвал свою новую любовь, прекраснейшая? – спросила она.
– Он назвал ее Лейлой… – с удивлением в голосе ответила Зульфия.
– А ту змею, к которой ушел твой возлюбленный, Асия, как звали?
– Лайли… – с недоумением ответила девушка, которая сидела по левую руку от Суфии.
– Лейла… Лайли… Лю Ли… Но почему же меня так тревожат эти имена? – пробормотала Суфия.
Девушки вокруг нее молчали. У каждой из них была своя боль, свое имя разлучницы, свои горестные воспоминания. И им, как понимала Суфия, вовсе не хотелось лишний раз к ним возвращаться.
– Ну что ж, сестры. Да будет так… Сегодня нас стало на одну больше. Малышке Зульфие сейчас нужна помощь и поддержка. И, думаю, среди нас она сможет успокоиться, вернуть себе свое «я».
– Ты, как всегда, права, мудрая наша сестра, – ответила Асия. – я сегодня побуду с Зульфией. Негоже ей оставаться одной… Ведь ей сегодня вечером понадобится много сил… И потом, Зульфия говорит, что она хорошая хозяйка… А я так люблю сласти…
– Конечно, подружка, помоги нашей сестре, – улыбнулась Суфия. – Должно быть, солнце уже клонится к закату… Пора нам расходиться по домам. Прощайте, сестры, да хранит вас своею милостью Аллах всесильный и всепрощающий!
– Да хранит он и тебя, добрая наша сестра!
Одна за другой девушки покидали приют спокойствия. Суфия, как всегда, уходила последней. Она погасила светильники, оставив у входа в коридор трут и кресало. Когда же девушка ступила в расселину скал, она подняла глаза вверх. О да, день лишь начал уходить. Но в красках неба появились уже первые лиловые ноты, подсказывая, что закат куда ближе, чем можно было надеяться.
Суфия стала перед скалой и проговорила:
– Сим-сим, повелитель, прощай!