Шрифт:
— Смотрите!
Бенёвский упал на колени перед золотым тельцом и окружавшими его сокровищами. Стоявший рядом Устюжин, прикрывая глаза от ослепительного света, внимательно рассматривал пирамиду.
— Вот оно! — донеслись до нас слова полковника. — Вот оно, Иван! То, о чем мы мечтали в остроге на Камчатке! Храм это… Это и золото, и оружие, и свобода — все вместе! Это — деньги! Здесь золото тамплиеров, и его достаточно. Ты чувствуешь его силу?
— Чую, — кивнул Иван. — Странная сила. Я ждал другого.
— Замолчи! — приказал Бенёвский. — У тебя нет дельфина. Он проводник между мной и Храмом. А я сейчас понимаю все и прозреваю будущее.
— Построим на это золото Либерталию? Получится?
— Получится! Только не на это золото, Иван… Это золото неприкосновенно! Золото должно лежать в Храме, и не только здесь. Частицы Храма мы создадим по всему миру, как хотели тамплиеры. В них будет лежать золото. И своей силой приносить богатство тем, кому принадлежит. Те, кого мы посвятим в тайну, будут знать, как использовать его силу. Сначала нам придется платить золотом, Иван. Только сначала. Хватит того, что на пристани. И армия туземцев однажды высадится в Европе, чтобы принести туда свободу и свет. Мы пройдем по всему миру, заглянем в каждый уголок, и передушим всех, кто встанет у нас на пути. А потом… Золота не станет, его сила нужна избранным, чтобы сделать других счастливыми. Дать им еду и кров, труд и обязанности. Все будут счастливы, по всей земле. И им не будут интересны поповские сказки. Рай построится на земле. Потому что когда плоть удовлетворена, человек спокоен и счастлив. Не станет войн, не станет бедности. Потому что самый бедный будет сыт. А все тираны умрут, и сожженный Жак Моле будет отомщен.
— Как же без золота? — глухо спросил Устюжин.
— С золотом. Именно с этим золотом и этим Храмом. Но не нужно им платить. Достаточно его силы. А платить можно бумагами.
— Векселями? — Иван почесал затылок. — Не понимаю я всего этого. И как можно управлять всем миром — не понимаю.
— Ты мне просто верь. А поймешь, когда я смогу тебя посвятить, Но сначала я сам должен стать магистром. Ты видишь ту дверь?
Бенёвский протянул руку, и теперь и я разглядела в углу пирамиды большой символ: глаз, вписанный в треугольник.
— Я должен пойти туда, Иван, — полковник поднялся с колен. — Жди меня здесь. Когда я вернусь, я посвящу тебя во все таинства, и ты поймешь, что мы будем делать, и как. Великий Архитектор давно начертал план.
Клод вскинул мушкет, но не успел выстрелить. Бенёвский шагнул на золото, и Телец вдруг засиял не желтым, а кроваво-красным, зловещим светом. Откуда-то, будто из-под земли, послышался жуткий вой.
— Нет! — Бенёвский сорвал с шеи цепочку и протянул Тельцу дельфина. — Это же я! Я наследник! Я пришел взять свое!
Кровавый свет становился все глуше. Вой приближался. Нужно было на что-то решаться — скоро станет совсем темно. Я толкнула Клода в спину, он снова вскинул мушкет, но в это время позади нас раздался предостерегающий крик Роба. Мы оглянулись, и в сгущающемся мраке увидели бегущее к нам зеленое пятно — что-то стремительно мчалось по лестнице прямо на нас, зажигая ступени. Джон и Клод одновременно схватили меня за плечи и оттащили в сторону, к самой стене пирамиды. Только когда черный клубок промчался мимо нас и сходу ударил Бенёвского, сбив его с ног, я поняла, что это Паук.
— Живучая тварь! — почти восхитился Дюпон и огромными прыжками кинулся вниз. — Оставайтесь здесь!
Внизу Устюжин, сорвав с плеча автомат, палил в паука. Когда заряды кончились, он принялся в ярости бить неподвижное тело прикладом. На подбежавшего Дюпона Иван не обратил никакого внимания. В гаснущем свете я еще успела разглядеть, как Клод схватил выпавшего из руки поляка дельфина.
— Клод! — позвала я. — Бежим!
Подземный вой приближался! Я чувствовала, что мы или покинем этот Храм сейчас, или останемся здесь навсегда. Джон схватил меня за руку и потащил вверх. Я упиралась.
— Клод! Тебе нужна помощь?!
— Нет, мадмуазель! — я увидела, как загорелась зеленым ступенька, когда он вернулся на лестницу. — Джон, бегите! Я за вами! Иван, уходи, брось его!
Я все еще хотела дождаться Клода, когда сзади и наверху вдруг раздался выстрел. Роб! Неужели Моник и Отто смогли его провести?! Я помчалась вверх по лестнице, обогнав Джона. Впереди не было зеленого пятна — все трое покинули Храм. Минуту спустя и я с пистолетом наготове, запыхавшаяся, выскочила на воздух.
Роб лежал на земле, скрючившись от боли, а над ним стоял Отто. Ногой он давил на готовую вот-вот сломаться шею Роберта, и что-то кричал по-немецки. Увидев меня, он успел выкрикнуть:
— Это должно принадлежать Рейху! Это все должно…
Я выстрелила. Пуля пробила его лоб, и Отто, запрокинув голову, сделал несколько шагов назад прежде, чем упасть. Только тогда я увидела Моник. Она стояла на коленях с опущенной головой, точно ей собирались отрубить голову.
— Роб, ты цел?