— Да как сказать… — он попытался встать, но снова упал. — Не знаю, как он так сумел… Совсем обезумел! Чего хотел-то?

— Он хотел, чтобы его убили, — брякнула я первое, что пришло в голову. — Жди здесь, заряди мушкет!

Снова бегом ко входу в Храм. На мое счастье оттуда уже выходил Клод, поддерживая подвернувшего ногу Джона. Я пропустила их и заглянула внутрь, ожидая увидеть скачущего по лестнице демона. Демона не было, и жуткого воя я сверху не расслышала. И все же по лестнице кто-то поднимался — далекое зеленое пятнышко постепенно приближалось.

— Устюжин? — Клод заглянул мне через плечо. — Я бы на его месте не грустил о Бенёвском. Надеюсь, выберется… Только что-то медленно идет.

Я молча забрала у него мушкет.

— Иди, посмотри, что с Робом. Отто, оказывается, не только стрелять умел.

Клод, усмехнувшись, отошел. Я присела в дверях Храма, чтобы убедиться: к нам идет именно Иван, а не какая-нибудь тварь, заслуживающая только пули. Что-то кольнуло меня сквозь одежду. Лягушка! Тот, кто шел по лестнице, был еще далеко, и я быстро достала фигурку. Мне захотелось послушать Храм. Но со мной заговорил не он.

— Другой… — старый, дребезжащий голос говорил медленно, с каждым словом слабея. — Другой придет, не ты. Успеет вырасти новый Паук, и только тогда придет тот, кто построит на золоте Храм на весь мир и сделает из людей тварей сытых, бессловесных. Но не ты. Тебя обманули…

Голос умолк и я поняла: Паук наконец умер. Если новому Пауку еще только предстоит вырасти, то мы пока в безопасности. Увидев Устюжина, я совсем успокоилась. Вот только с Бенёвским мы так и не распрощались: покраснев от натуги, Иван тащил его вверх по лестнице.

— Оставь! — крикнула я. — Он мертв!

— Жив! — прохрипел Устюжин. — Дышит Мауриций. В шею его Паук зацепил, но не сильно, вскользь пришлось. Не вышло у нас, но все еще наладится… Ты не стрелять в меня собралась?

— Нет, поднимайся! — я опустила мушкет. — На вас больше никто не напал?

— Никто, — Иван выбрался на свет и с облегчением положил Бенёвского на землю. — Посинел весь… — Но должен выжить! Мауриций где только не пропадал — а жив! Судьба такая.

— И как же теперь ваша Либерталия?

— Не знаю, — Устюжин достал трубку, повертел ее в руке и сунул обратно в карман. — Мауриций ведь хотел раньше, чтобы войны прекратились, чтобы люди не гибли.

— Паук сказал, что его обманули.

— Паук сказал? Я не слышал. Сдох Паук. Но если Мауриция обманули, и он не наследник… Что ж, жизнь не кончается, и борьба тоже! Может быть, мы сюда еще вернемся, — Иван, крякнув, поднялся и снова взялся за безвольно лежащего Бенёвского. — Надо бы на корабль вернуться, как ты думаешь, капитан?

Я в последний раз прислушалась. В Храме было тихо. Золото тамплиеров продолжило свой сон, ожидая прихода настоящего наследника. Хотя мне бы вообще не хотелось, чтобы оно проснулось.

— Кто такой Жак Моле?

— Тамплиер главный. Сожгли его в Париже, — Устюжин взвалил Бенёвского на плечи. — И однажды отмщение придет, с нашей помощью, или без нее. Идем?

— Ступай, мы догоним.

Клод и унылый Роберт сидели на траве. Я, проходя, потрепала Роба по волосам, пусть немного успокоится. Моник все так же стояла на коленях, опустив голову.

— Что теперь? — спросила я.

Она посмотрела на меня совершенно сухими, холодными глазами.

— Теперь ты со мной рассчиталась. А мне надо рассчитаться с Отто.

— И что это значит?

— Отто считал, что у него есть долг. Теперь этот долг мой, — объяснила Моник. — Но тебя это не касается.

— И на том спасибо. Все, мы возвращаемся к кораблю и покидаем это проклятое место как можно скорее!

— Я возьму Отто, — неожиданно сказал Клод. — И Руди хорошо бы забрать.

Увы, забрать тело Руди не получилось. Мы его просто не нашли. Наверху, в паутине, мне почудился свежий, белый кокон. Что ж, у каждого своя судьба.

Когда мы вышли к бухте, первым, кого я увидела, был Тощий Бен. Он сидел, задрав лицо кверху, и отчаянно ругался, поливая ромом ранку в носу. Рядом хохотал Моррисон, оттирая от крови шило.

— Вы чем тут занимаетесь? — спросила я как можно более сурово. — Погрузка окончена?

— Да, больше «Ла Навидад» просто не унесет! — боцман высморкался, и я увидела, что его волосатые пальцы унизаны золотыми кольцами. — А Бен вот себе в нос колечко захотел, потому что уже и в ушах золото, и на пальцах, и на запястьях, а ему все мало! Ну, я и проколол!