Рассказ Анатолия Маркуши "Спокойно, герой" опубликованный в журнале "Пионер" № 8 в 1960 г.
Спокойно,
ГЕРОЙ!
рассказ
Не жалей себя — это самая гордая, самая красивая мудрость на земле.
М. Горький.
Все было безнадежно плохо в этот день.
Утром, собираясь на работу, отец без лишних слов заявил:
— Если ты еще раз полезешь в телевизор, Сенька, держись! Выпорю. Не посмотрю, что под самый потолок вымахал, честное слово, выпорю — и никаких разговоров!
Сенька обиделся, но промолчал.
«Выпорю!» А за что? Ну что он плохого сделал? Припаял проводничок антенны? Так проводник действительно еле держался. Конечно, Сенька зацепил паяльником за тюлевую занавеску, но, во-первых, при чем здесь телевизор? И, во-вторых, он же не нарочно зацепил…
И старший брат тоже пообещал — совсем уже неизвестно за что:
— Еще раз к мотоциклу подойдешь без спросу — голову оторву!
Как машину мыть, так «Сенечка, пожалуйста»! Как ему канистру держать, насос качать, за сигаретами бегать — так все Сенька. А тут всего-то два кружочка по двору проехал — и сразу голову рвать…
Сеньке было очень жаль себя. Почему-то так всегда получалось: он хотел сделать лучше, помочь людям, принести пользу, а все считали, что Сенька умеет только ломать, корежить, портить.
«Ну и пусть, — думал Сенька, — не хотят— не надо. Проживу без их спасибо».
Обиженный на весь свет, он ушел к шоссе.
Сенька любил сидеть на обочине, смотреть на пепельно-серую ленту дороги, слушать, как мимо него со свистом проносятся машины.
Куда они спешат? Какие важные дела у них? Что ждет их там, впереди?..
Вот сверкнула хромировкой и исчезла за поворотом голубая «Волга». Ну что он успел заметить: распластанного над капотом оленя, молодого вихрастого водителя за рулем и белую занавеску на заднем стекле? Все.
Но этого было уже достаточно, чтобы сочинить целую повесть. Обыкновенная «Волга» превращалась в оперативную машину. Конечно, машина не просто ехала, а летела, и не куда-нибудь, а непременно к границе. Там предстояло задержать важных преступников…
Сенька любил утреннюю дорогу.
Утром дорога дремала. Иад обочинами бродили ласковые голубоватые туманы. И звук проносившихся машин был особенный — приглушенный, мягкий.
Сенька любил дневную дорогу.
Днем дорога казалась не такой широкой: ее стискивал упругий, густой поток машин. Временами казалось, что дорога стонет под тяжестью надрывно всхлипывающих на подъеме дизелей. Без конца неслись и неслись по ней самосвалы со щебенкой, гравием, горячим, остро пахнущим асфальтом; громыхали железным листом металловозы.
Глядя на эту рабочую, ломовую дорогу, Сенька придумывал повесть о стройке.
Где-то там, впереди, люди возводили плотину. Вода прибывала, грозя затопить, смести все. Судьба плотины, города, всей области в руках шоферов: успеют или не успеют подать бетон…
Сенька считал машины и волновался, когда пролетавшие мимо самосвалы везли вместо бетона дрова, сено, опилки…
Сенька любил вечернюю дорогу.
В фиолетовых сумерках машины исчезали с проезжего полотна дороги. Над шоссе жили только огни. Они дробились, мигали, отскакивали в сторону и снова наступали. К ночи дорога становилась таинственной, дразнила, звала куда-то в неведомое.
Дорога была Сенькиной любовью, его тайной, его лучшим другом. Здесь он забывал даже о футбольных схватках, здесь отступали от Сеньки все большие и маленькие неприятности.
Обиженный, он уселся на обочине. Слева — старый, морщинистый дуб, справа и чуть позади — мачта высоковольтной передачи. Здесь был его лучший наблюдательный пункт — командная высота. Напротив дуба шоссе переламывалось и длинным покатым спуском уходило вниз, в город.
Сенька стал смотреть на дорогу, и все утренние огорчения тут же забылись.
Вот на самом гребне шоссе остановился тяжелый грузовик.
Открылась дверка, на подножку вышел шофер. Высокий парень в выцветшей, заправленной в брюки гимнастерке оглянулся назад. Он ждал кого-то.
«Так. Ясно, кого он ждал». Около машины с писком затормозил голубой милицейский мотоцикл.
Шофер сошел на теплый асфальт.
Грузовик недовольно пофыркивал.
Старшина-инспектор проворно соскочил с седла и, вежливо козырнув, что-то сказал водителю.
Мотоцикл приглушенно стрекотал.