Шрифт:
– Дома, это ты? – донеслось из закрытой двери.
– А кто же еще!
– А сваргань что-нибудь к столу, что-то мы проголодались. Да и без закуски не лезет уже.
– Хорошо. Как только приготовлю, позову. – Раздраженно отрезала Домна, и тут же обратилась ко мне. – Ну что ж, я тебя внимательно слушаю.
Даже не пытаясь приступить к «готовке», Домна просто разместилась за пустующим кухонным столом и придвинула табурет мне. Ее черные глаза, казалось, видят меня насквозь. По телу пробежались мерзкие мурашки, а речь отнялась. Только вот мои глаза бегали в разные стороны, словно у воришки, боясь задержаться на чем-то одном.
– Слушай, Вась, я, конечно, не против твоей компании, но, если честно, уже отвыкла от каких-либо гостей, кроме мужиков. Так что ты давай выкладывай, чего пришла, а нет - тогда не отымай у меня время. – Не очень ласково, даже грубо, начала наш разговор Домна.
– Да, конечно. – Я виновато опустила глаза и чуть дыша, прошептала. – Вы простите меня, но кроме вас, мне с подобным вопросом не к кому обратиться. Какая разница между настоящей любовью и … и… распутством?
Когда я это говорила, думала проглочу собственный язык и больше никогда в жизни не смогу произнести ничего более глупого. Дожидаясь хоть какого ответа, я за секунду прокляла сотню раз свой порыв прийти в этот дом. Я ненавидела себя за все, что творила весь день. А еще, мне было безумно страшно, что эта роскошная женщина сейчас отругает меня и с позором выставит вон. Но Домна меня поразила.
– Между ними нет никакой разницы, между ними пропасть и ничего общего. – Ни слова укора, что я посмела задавать подобные вопросы, лишь достойные уважения ответы. – Думаю, ты не просто так пришла ко мне с таким вопросом. Что ж, тогда слушай. Любовь, это все. Это воздух, это жизнь, это свет, это рай. Любовь, это когда твое сердце горит так сильно, что ты вокруг ничего не видишь, ослепленная его огнем. Любовь, это когда ты дышишь ради НЕГО. Любовь, это когда ты хочешь отдать ЕМУ все самое дорогое, что у тебя есть. Даже если все твои сокровища только плоть и кровь. Любовь, это когда наплевать на все и всех, лишь бы ОН был рядом. Любовь, это когда за ЕГО жизнь, ты переживаешь во сто крат сильнее, чем за свою. Любовь, это когда не хочешь жить без НЕГО… Когда не мил весь белый свет, если нет рядом любимых рук, глаз, губ…
Я смотрела на эту женщину широко открытыми глазами и понимала, что она еще прекраснее, чем казалась мне раньше. Я поняла, чем именно она притягивает к себе людские взгляды – искренностью, какая-бы она ни была. По розовым щекам Домны стекали два тоненьких ручья, а глаза стали совершенно отреченными. Вот тогда-то я отчетливо разглядела в них такую боль, которую вряд ли могла бы пережить слабая женщина. В двух бездонных черных дырах была лишь боль, пустота, и непонимание – «За что ей все это?». Женщина, которую ненавидели и которой хотели обладать в равной степени, была глубоко несчастной вдовой. А дальнейшие ее слова, лишь подтвердили каждую мою догадку.
– Знаешь, Васька, ты если встретила своего человека, держись за него обеими руками. Не отпускай никуда и никогда. Даже защищать родину… - Домна прервалась, что бы выдохнуть и спрятать за веками бездонную черную скорбь, которая все рано выливалась наружу двумя солеными ручьями. – Любовь это все, что есть у человека в этой жизни. Потеряв ее, тебе весь мир станет одинаково противным и мерзким. И уже не будет никакой радости, никакого смысла, никакого счастья… Только страдания, которые, наверное, сможет унять лишь смерть. Да. Я думала о смерти, но вдруг после нее у меня не останется воспоминаний о том счастье, которое у меня было? Вдруг, у меня отнимут и это? Воспоминания, только они меня держат здесь, в этой разрухе полной смертей, ненависти, разврата. А распутство… О нем даже говорить не хочется. Это то, чем последние годы занимаюсь я. Думаю, уточнять не нужно, ты, как и все в деревне, прекрасно об этом осведомлены. В нем нет и капли от того, о чем я только что поведала тебе. Распутство, это голая похоть и никаких чувств.
Ответ на «Что такое любовь?», был более чем понятен, но что делать с тем огнем внизу живота и желанием повторить поцелуй, и не только повторить, а продлить? Домна ни о чем подобном не упомянула, а если распутство это голая похоть, а похоть это то, что почувствовала я - «Получается, что я распутная?». Кровь с силой ударила в виски. Не желая теряться в догадках, да и боясь сойти с ума после того, как покину этот дом, я твердо решила докопаться до истины, и пошла до конца.
– Домна, вы меня простите. Я искренне соболезную вам и вашей утрате, но ответьте еще на один вопрос по поводу всего… этого. Я совершенно в этом не разбираюсь, но мне кажется, точнее, я себя чувствую именно так – распутной. Что мне сделать, чтобы это чувство перестало меня преследовать? Вы же как-то с этим справляетесь?
Моя наглость не знала границ, но слово не воробей. После услышанного, вместо того чтобы выбросить меня за шкирку как паршивого котенка, женщина заметно повеселела. Вместо того чтобы выставить малолетнюю нахалку за дверь, она смахнула грязной ладошкой слезы, и вновь превратилась в улыбающуюся нимфу.
– Ооо, так вот значит в чем дело. Что ж, давай тогда разберемся. Ты услышала, что такое любовь в моем понимании. Так вот для начала, чтобы я разобралась в твоей истории, мне нужно узнать испытываешь ли ты что-то подобное? От этого и будет зависеть мой ответ по поводу твоего «распутства». Хотя я и без того знаю, что ты просто запуталась в собственных ощущениях из-за своего незнания «как должно быть». Как было и у меня когда-то… Ты просто напуганная маленькая девочка, а не какая не распутница.
Слова Домны заставили меня задуматься. А ведь правда, мой страх перекрыл все, что я чувствовала кроме него. А я – чувствовала. Вот только тогда мне нелегко было ответить – то ли это чувство, о котором так прекрасно только что рассказала мне та, которую в своем уме никто бы не стал слушать.
Покопавшись несколько минут в своем собственном душевном сундуке, я поняла, что мне далеко до всех тех ощущений, о которых только что услышала. Ничего такого я не чувствовала, но в безразличии собственного сердца, вряд ли смогла бы сама себя упрекнуть. Было что-то в моей душе, что заставляло надеяться – я не пропащая. Но как рассказать Домне о Юргене? А если не расскажу, она ведь может ошибиться со своим выводом, и тогда я собственноручно себя уничтожу.