– Я тебе, милая, тоже ничего плохого не сделаю, поверь.

Почувствовав его обнаженную плоть на своем животе, я крепко закрыла глаза и вцепилась пальцами в сырую землю. Я понимала – мне никуда не деться от этого зверя. Я так же понимала, что после того что сейчас со мной произойдет, я вряд ли захочу жить. А еще, я поняла, что значили слезы на глазах у выходящей из сарая растрепанной мамы, которые я хоть единожды, но все-же видела.

В тот миг я чувствовала себя попавшейся в мощнейший капкан глупой добычей, и не в моих силах было из него высвободиться. Я четко понимала – кричать бесполезно, вырываться – глупо. Оставалось одно – смириться. Как только все в голове четко обрисовалось я замолчала и прекратила бесполезно колотить урода. Я осознанно смирилась со своей неминуемой участью.

– Швайн!!! – услышала я и тут же почувствовала неимоверное физическое облегчение.

Не легкая туша капитана в следующий момент оказалась на земле. Я лишь на миг раскрыла глаза чтобы убедиться – он больше не причинит мне боль. Капитан неподвижно лежал рядом со мной. Из его раскроенного черепа вытекала прямо на слегка позеленевшую землю алая жидкость. Он больше не двигался, как, собственно, и я.

Я продолжала лежать на холодной земле, не сделав ни одной попытки встать, а перед глазами была плачущая мама. Только лежа на холодной земле в лесу, с собственными глазами полными застывших слез, я отчетливо смогла восстановить то воспоминание. Лицо матери было изуродовано болью и ненавистью. В растрепанных волосах было полно соломы. Мама шла чуть живая. Совершенно обессиленная она пыталась поправлять одежду, а в глазах стояли слезы. Картинка в голове была слишком отчетливой, от чего мне стало еще хуже, если такое было возможно. «И почему я тогда не заметила всего этого?»

Как так могло произойти, что в их доме когда-то жило это чудовище? Как мать после того, что он с ней делал, все равно продолжала ненавидеть немцев? Почему стиснув зубы, она молча прислуживала капитану, охотно поливая грязью немецких захватчиков? Но ответ напрашивался сам собой – война не пожалела никого. Мать, скорее всего, даже в том, что с ней проделывал советский солдат, винила именно ВОЙНУ. Думаю, силы терпеть издевательства ей придавали мечты о том дне, когда война окончится и она вновь окажется рядом с папой, оставив далеко за плечами все ту боль, которую им обоим довелось пережить.

Я еще раз взглянула на лежащее рядом тело. Всего год назад он был красивейшим мужчиной, который так напоминал мне отца. А сейчас… Подумать только, ему удалось выжить в нелегких сражениях, а смерть настигла его именно сейчас. Хотя, скорее всего он был мертв уже давным-давно. Его душа была съедена той самой гангреной, душевной, не физической. Которой он, скорее всего, был заражен в этой самой войне еще в первые дни. Возможно, для своей родины, этот вояка и принес много побед. Возможно, он остался в истории отважным героем и его имя числится сейчас в списке героев Советского Союза, как павшего в боях смертью храбрых. Но героем лично для меня он точно никогда не был, даже перебей он миллион немецких захватчиков.

Из водоворота мыслей меня резко вытащило нежное прикосновение родных «вражеских» рук, которые аккуратно опустили мою юбку на место и едва ощутимо натягивали на меня сорванное нижнее белье. Затем Юрген снял со своего плеча теплую рубаху, и немного приподняв меня, укутал словно младенца. Он осторожно положил мою голову к себе на колени и принялся вытирать мои слезы.

Его руки были теплыми и пахли жасмином, с которым он безумно любил заваривать чай. Его слова были решительными, но в них не было и тени грубости, лишь уверенность в завтрашнем дне.

– Вася, я люблю тебя. Я больше не могу допустить подобного. Мы завтра же уедем из этой проклятой деревни, хочешь ты того или нет!

В тот миг я смогла промолвить лишь:

– Хорошо.

А потом сильно прижалась своим промерзшим дрожащим телом к его - теплому и сильному.

Какое-то время мы оба приходили в себя, а немного отойдя от шока, дружно, с помощью палки, которой Юрген размозжил череп, вырыли не слишком глубокую яму и закопали тело капитана. Возможно это было и странно, но ни я ни Юрген не чувствовали ни капли угрызений совести, раскаяния или сожаления. Мы проделали это легко, словно закапывали какой-то хлам, не более того. Мы похоронили животное, и лишь об одном нам было неприятно думать - его «сородичи» слишком быстро обнаружат свежее мясо. Волки хоть изредка, но встречались в наших лесах, а в то время они были слишком изголодавшимися и злыми. Именно поэтому, окровавленную землю, мы старательно сгребли в ладони и разбросали далеко от места происшествия. Пытаясь таким образом сбить со следа добычи немногочисленных хищников. Но покидая лес, нам, откровенно говоря, было все равно как быстро наш «клад» отроет какой-нибудь зверь. Как говорится – собаке собачья смерть.

ГЛАВА 6

Этим же вечером мы собрали кое-какие свои пожитки и решили ранним утром отправиться в неизвестность. Нам было не важно «куда». Для нас было важным «вместе». Нет, мы не бежали со страха быть пойманными и наказанными за содеянное, мы знали никто не станет искать убитого капитана. Тем более в то время – трупом больше, трупом меньше, никому до них не было дела.

Мы просто решились на то, о чем накануне разговаривали. После случившегося мне уже ни о чем не хотелось раздумывать, я была, как никогда, готова покинуть Гарбузин.

– Знаешь, а я ведь так и не ответила на твое признание. Ни сегодня, ни тогда, еще в сарае.

Блик от керосиновой лампы, освещающей наше скромное жилище, игриво блуждал по умиротворенному лицу Юргена. Я вглядывалась в ставшие родными черты лица и понимала - огонь, о котором мне когда-то поведала Домна, постепенно разгорается в моей груди. Я физически ощущала, как внутри жжет, как учащается пульс. Все было так же как и год назад, вот только в груди, а не в животе.

– Вася, не нужно сейчас об этом, - Юрген смущенно отвел глаза. – Ты сегодня пережила страшный шок, удар, и не способна здраво оценить мои слова. Я не хочу, чтобы ты только из чувства благодарности ответила не так, как есть на самом деле. Не стоит.