Вечером снова приехал доктор, так как ему хорошо платили за визиты в дом графини. Он опять смерил девочке температуру. Жар не уменьшался, но в горле ничего не оказалось подозрительного. Доктор советовал делать ванны или обертывание в мокрые простыни. Но исполнить все эти советы было крайне трудно.

Крики и стоны Люлю приводили Люшу в исступление; она плакала и Христом Богом умоляла, чтобы девочку оставили в покое.

– Пусть будет что будет, - говорила она.
– Не троньте ее. Она лежит покойно. Пусть будет что Богу угодно.

При таком решении сестры Лев просто выходил из себя.

– Ты не понимаешь, что говоришь и что делаешь, -говорил он в сердцах.
– Этак всю медицину пришлось бы выбросить за окно... Этак поступают неучи, невежды, мужики, ничего не понимающие в науке и ничего не знающие!

– Лева!
– возражала Люша сквозь слезы.
– Пусть они ничего не знают, но они чувствуют много! Они живут сердцем...

– Оставь ее, - говорил Созонт, - ты видишь, в каком она состоянии... На нее тоже теперь нужно действовать сердцем, а не убеждением.

И Лев пожимал плечами.

"Все тут просто полоумные!
– думал он.
– С ними сам оглупеешь или сойдешь с ума". И он уходил к себе наверх.

X

Прошло два дня и две ночи, две бессонные ночи. Люлю отпустила Люшу - отцепилась от нее. Доктор посоветовал прикладывать ей на голову гуттаперчевый мешок с рубленым льдом. И это был единственный совет, который можно было исполнить.

Тотчас же купили мешок, нарубили льду, и Люша сама положила этот холодный компресс на голову Люлю. Компресс постоянно меняли, но жар больной нимало не уменьшался. Она постоянно просила пить, металась и хваталась за голову.

На третий день Люша, которая спала или, правильнее говоря, лежала в той же комнате на кушетке, рано поутру на цыпочках подошла к кровати Люлю и молча наклонилась над ней.

Люлю смотрела во все глаза, при слабом свете ночника они блестели лихорадочным блеском и казались еще больше, чем обычно.

Дыхание ее было тяжело и неровно; но страдания не было на лице Люлю, оно как-то странно преобразилось. Это было лицо не маленькой девочки, а взрослой девушки - страшно худое, осунувшееся. Истрескавшиеся губы она постоянно облизывала.

Люлю протянула дрожащую руку. Люша взяла эту сухую, горячую ручку и почувствовала, что девочка слабо потянула ее к себе. Люша нагнулась. Она хотела поцеловать ее, и вдруг Люлю тихо, но ясно проговорила: "Люблю". Она проговорила это неотчетливо, чуть слышно, так что Люша переспросила ее, и она повторила тверже: "Люблю" - и затем прибавила: "Люш-ш-ш" - и остановилась.

– Ты любишь меня?!
– вскричала Люша.
– Милая, милая, дорогая!.. Ты можешь говорить! Ты слышишь меня?!

И Люлю тихо-тихо, едва заметно кивнула головой и мигнула своими большими ясными глазами.

Люша, не помня себя от радости, вскочила и с криком "мама! мама!" бросилась к графине.

– Мама, проснись, вставай! Она меня слышит!.. Она говорит...
– И Люша заплакала...

Графиня поднялась и как была в одной рубашке вошла к Люше в комнату. Она тихо приблизилась к кровати, на которой лежала Люлю, и девочка, глядя на нее ясными глазами, явственно сказала:

– Люблю!..

Графиня перекрестилась:

– Чудо какое, Господи!!! Глухонемая заговорила!

Эта новость стала известна всему дому. Все поднялись, наскоро оделись и собрались у кровати Люши. Пришли и Лев и Созонт, и камеристка и бонна; привели даже Шуру - и всем Люлю повторяла заветное слово: "Люблю!" Она всем протягивала свою дрожащую руку, хотя рука плохо ее слушалась.

И когда все достаточно надивились и наохались, когда все начали понемногу расходиться, тогда только и графиня и Люша спохватились, что вся эта история может утомить больную.

Лев был последним, кому она подала руку, и теперь лежала, тяжело дыша, как бы в забытьи; только глаза ее были широко открыты и неподвижно устремлены к потолку.

Люша, сидевшая подле на табуретке, наклонилась и спросила:

– Люлю! Ты слышишь меня?

Но Люлю ничего не ответила. Только дыхание ее становилось трудным и хриплым, и все лицо приняло какое-то выражение недоумения и восторга - она чему-то будто дивилась.

Графиня торопливо встала со стула и молча пошла в спальню...

– Скорее!.. Как можно скорее за доктором!
– распорядилась шепотом графиня. И тут же чуть слышно прибавила: - Она умирает!..

Эти тихо сказанные слова опять каким-то образом разнеслись по всему дому.

И все постепенно собрались опять в комнате Люши и с ужасом увидели, что девочка действительно умирает.

Только теперь Люша наконец догадалась, поняла то, что от нее скрывали.

Она широко раскрыла глаза и бросилась к умирающей.