Примак и рад бы. Но не смог. Ноги сделались непослушными и ватными, одно счастье - пинок от злобного Гмыри прошел по ребрам совершенно безболезненно!

И ноги неожиданно перестали отказывать, когда Сизый решил устроиться на ночевку в лесу, Примак бодро поскакал за хворостом.

– Хрен хитрожопый, - наблюдая за внезапно "выздоровевшим" Примаком, буркнул Гмыря.
– Прихерился больным, пускай работает. Из-за него, урода, до деревни недошлепали!

Бугай лениво растянулся на сухом податливом мхе неподалеку от вывороченных корней многовекового рухнувшего кедра.

Примак сделал вид, будто не расслышал обидных слов. Углубился в дебри.

Первые несколько километров Завянь, Арсений и француженка проехали на лодке. Косой уговорил, мол, никуда они не денутся, нет иного пути как вдоль реки (а по сути - параллельно, так как высокие скальные прибрежные уступы не во всяком месте обойдешь, легче чуть в тайгу углубиться). Довез "следопытов" до бушующего пенного порога и высадил на берег.

– Ну, ребята, с богом, - сказал, глядя в основном на сына.
– Поосторожней там, Сенька. На рожон не лезь, дядю Борю слушайся.

– Не переживай, Коля, я его ближе чем на сорок метров к этим мужикам не подпущу, - неловко произнес Завьялов. Он чувствовал себя каким-то Иродом, живоглотом, чужими детьми питающимся! Попробовал пошутить: - А с сорока метров "приемник" у твоего Сеньки работает, как спутниковая тарелка!

Косолапов в упор поглядел на друга. Несколько секунд мужчины играли взглядами: один просил - позаботься о моем сынишке! второй пообещал его хранить...

– Пап, - тихо вмешался в неслышимый диалог голос Сени, - хватит вам. У нас выбора нет, с дядей Борей должен я идти. Ты там за женщинами и девочками присмотри. Ваньку от себя не отпускай, он - голова горячая.

Слова не мальчика, но мужа. Косолапов крепко обнял сына - макушка Сеньки над головой Косого уже прилично возвышалась. На вольном воздухе да при физическом труде, мальчишки вымахали почти под метр девяносто, Иван практически отца догнал.

Пряча заслезившиеся глаза, Косой поправил на плече сына лямку рюкзака, похлопал по предплечью:

– С богом, сынка. Идите. Будете назад возвращаться, позвоните - встречу.

Отправляясь в погоню за золотоискателями, Борис надеялся - погоня долго не продлиться: через сорок километров начитается обжитой район. Подселившаяся в кого-то Миранда стащит телефон у молодого верзилы и либо уничтожит снимки, либо просто унесет мобильник. А если не получится в дороге, заставит золотоискателей сделать остановку, дождется раннего утра, когда "фотограф" уснет покрепче. Так что, всех делов - найти стоянку мужиков, подобраться на тридцать метров уверенной работы телепорта, переместить бета-интеллект Миранду в Завьялова, уйти всем вместе.

Относительно перемещения в себя диверсантки, Завьялов тоже не переживал. Они не раз тренировались. Недавно даже Зоя позволила Жюли в себя переместиться - отдохнуть, на двух ногах пройтись, а молодежь и вовсе относилась к подселению чужого разума как к забаве (да и иностранные языки так изучались хитрецами легче легкого). Все понимали, что однажды это может спасти отважных женщин - Миранде и Жюли. Пришелицы из будущего рискнули жизнью, отправившись в бега. Такие жесты требуют ответа.

Метров через двести от берега Буря взяла след. Тропинок и дорог в таежных дебрях не было, золотоискатели шли через лес гуськом, притаптывая мох. Следов привала преследователи пока не обнаружили, и приходилось торопиться. Если старатели решили пройти за остаток светового дня все сорок километров до ближайшего села, то дело - швах. У большой деревни начинался судоходный район, появлялись первые туристические базы и сотовая связь. "Фотограф" может скинуть снимки в Сеть, а это значит - все усилия напрасны.

...Тайга стояла тихая, местами прозрачная на десятки метров, пружинистое белесое покрытие позволяло Завянь и Колиному сыну почти бежать за Бурей-Жюли. Они, конечно, понимали, что Миранда попробует как-то притормозить мужчин, постарается не позволить им дойти до деревни, заставит их в лесу заночевать... Но вдруг? Вдруг не получится?!

На ровных, не заваленных участках Завянь и Сеня пускались вскачь.

Внезапно ротвейлер вытянулся в струнку, словно легавая. Шерсть на собачьем загривке пошла волнами.