И сохранять дистанцию, не превышающую двадцати метров. На глаз прикинуть расстояние и дожидаться Федю.

Диковинное, жуткое желание. В детстве мама говорила Тиме:"Смотри, начнешь проказничать, сведу тебя к Фаине, она тебя в лягушку превратит!"

Тима абсолютно верил маме в детстве и сейчас прислушивался. Понимал, что будет страшно - вдруг ведьма выглянет из окна и заколдует, превратит в ободранного пса!
– но ничего не мог поделать: проснулось Любопытство. Желание с большой, заглавной буквы.

Оно, наверное, всегда дремало. Но извечный интерес мальчишек к страшилкам-небывальщинам Тимофей умел придерживать и, в отличие от некоторых, никогда не лез на рожон. Не выгибал грудь колесом перед девчонками. Ведь мама говорила: "Девочки, Тима, любят умных. А только дураки суются в воду, не зная броду..."

У мамы вообще имелась поговорка на каждый жизненный случай. Любимой присказкой было выражение: "У каждого свой вкус и своя манера: кто любит арбуз, а кто офицера". То есть - каждому свое, Тимоха! Помни, не выделывайся без нужды, пусть дураки рискуют головами.

(По деревне ходили слухи, что мама родила Тимоху от военного. По молодости съездила в город, поработала там штукатуром. Вернулась с животом и всем сказала: "Развелась. Чего с пропойцей городским кантоваться? Лучше уж в деревне, одной на свежем воздухе пацана растить..."

Тимка слухами гордился. Выбирая между виртуальными отцами, предпочел пропойце военного.)

Парни дошли до околицы, Федор наклонился над канавкой, бережно выпустил кота в траву. Кошара сразу юркнул за увядающие лопухи, проскользнул между стеблей чертополоха. Федя молодцевато расправил плечи и походкой удалого дембеля, потопал по главной деревенской улице к дому шаманки.

Тимофей не отставал. В груди Тимохи было суетно и тесно: между собой боролись страх и Любопытство с большой буквы. Заглавное слово, пока что, забирало верх...

Федюня подошел к запертым воротам ведьминого дома, солидно поздоровался с приятелем:

– Здорово, Колян.
– Завистливо поглядел на новехонький самозарядный карабин системы Симонова. Вздохнул: -Нукак дела? Ты обо мне поговорил как обещал?

Колян поправил на плече оружейный ремень, цыкнул зубом и мотнул короткостриженой башкой:

– Поговорил. Валера, типа, не против - ты кент правильный, сгодишься. Но все решает..., - Николай понизил голос, скосил глаза на окна дома, - не он решает, Федя... Тут, типа, кто музыку заказывает, тот и хоровод подбирает...

Федюня разочарованно крякнул. Ни он, ни Коля, все никак не могли взять в толк, привыкнуть, что нужно кланяться какому-то городскому фраеру! Раньше было просто: пришел, с Валерой перетер, если парень подходящий и работа есть - ударили по рукам. Валера лишнего не волокитится. У него все четко: наш, не наш! Кент или фраер, кореш или барахло.

Но тут... Тут все очень странно выходило. По первому времени сельские бандиты пытались городского фраера построить. Но после того как правая рука Валеры Андрюха-Самосвал повозникал, а после ласты склеил - примолкли. Дошли умом, что фраер не простой, у м е е т что-то. Богатырь Андрюша-то откинулся внезапно, как по заказу. Те кто это видели, рассказывали: сидел Андрюша за столом, на городского перца быковал - раз! и за сердце схватился. Под лавку уже мертвым рухнул.

– А если я с городским поговорю?
– почти без надежды, спросил Федюня.
– Надоело, Коля, на пилораме-то горбатиться за три рубля!

Коля хмыкнул. Полгода назад Федя по деревне гоголем ходил: на пилораму его взяли! Хороший рубль потек. В деревне-то работы мало, здесь либо в лесу промышлять, либо чернозем копать, либо в город уезжать. Но можно... и к Валере. Хоть у того р а б о т а не для всякого. Маленько пошикуешь, потом на нары загремишь. И так - по кругу.

– Ты, Коля, за меня впишись! Я не забуду, ты ж меня знаешь!

– Ладно. Раз обещал - впишусь, - Николай решительно поправил лямку карабина и, повернувшись к воротам, буркнул: - Здесь обожди. На улице.

Федор шумно выдохнул, оглянулся на замершего у соседского палисадника к о л л е г у Тимку и мысленно перекрестился: дай бог, прокатит в этот раз!

...Николай вернулся довольно быстро. Феде показалось, что приятель удивлен, что просителя приказали пропустить: на раскрасневшемся лице Коляна поселилось озадаченное выражение.

– Давай, - скомандовал новоявленный охранник городского фраера, - заходь. Во дворе за домом говорить с тобой будут.

– С меня поляна, - проходя в ворота мимо посторонившегося Николая, шепнул Федюня и пошагал по утоптанной земляной дорожке вдоль избы.