С тех пор Светлане стало сложнее. На уроках она часто замолкала, вдруг теряя мысль. Рассеянно оглядывалась. Ученики смотрели на неё с недоумением. Раньше она всегда бывала собрана, вежлива и не обижалась на глупые шутки. Теперь обижалась. Только с собственным классом отношения значительно улучшились. Рушанка перестала презрительно фыркать, слушалась. Витька Рябцев энд компани не хамили. Часто забегали в кабинет. Просто так, посидеть, поболтать. Она старалась не обижать их. Во время этого незатейливого общения забывала думать о Павле Николаевиче. Получалось, ученики спасали её, помогали не сползти в самое чёрное отчаяние. Поэтому, когда Рябцев пришёл к ней с просьбой о помощи, она не могла отказать.

*

Витька точно рассчитал время и появился около пяти. Администрации к этому часу обычно уже нет, подавляющего большинства учителей тоже. Оставался только тот, кто действительно пытался честно работать. Вроде Панкратовой.

Светлана собиралась уходить, закончив самые неотложные дела. Он поскрёбся в дверь несколько раз и лишь потом, получив разрешение, бочком прошёл в кабинет. Это было столь непохоже на разбитного, нахального Рябцева, что Светлана встревожилась. И не напрасно. Витькина просьба… Назвать её чрезмерной? Не то слово. А не помочь, значит, совершить преступление. От Светланы в данном случае требовалось строжайшее соблюдение тайны. По совести, ей надо было не тайну соблюдать, а во все колокола бить. Но тогда ей больше ни при каких условиях не доверятся. Проконтролировать учеников и, хоть с опозданием, но вмешаться не появится ни малейшей возможности. Как быть?

Вопросы гамлетовского значения типа “быть или не быть”, “как быть”, “как поступить” рано или поздно встают перед каждым человеком. Кто-то принимает решение, даже не замечая самих вопросов. Кто-то долго раздумывает и пасует. Кто-то рубит с плеча. Есть любители плыть по течению, не трепыхаясь. Светлана столкнулась с необходимостью серьёзного выбора впервые. Потом вопросы “на засыпочку” возникали перед ней не раз. И в каждом новом случае она оказывалась перед нелёгким выбором. Опыт не спасал. Приходилось раздумывать, колеблясь, пытаясь определить, как же правильно? Не как положено, а как правильно, по уму и по-человечески одновременно? Ведь не только твоя совесть здесь важна. Чужая жизнь гораздо важнее. Не постороннему человеку, тебе приходится решать, как пойдёт дальше чужая жизнь. Задача, сопоставимая с врачебной, - не навреди. Мало, очень мало не быть слоном в посудной лавке. Надо пройти по тонкой ниточке над пропастью. Ювелирная точность нужна.

Может, Светлана в первый раз и неправильно поступила. Через несколько лет она рассказала Галине Ивановне об этой истории. Получила знатный нагоняй. Завуч, как по писаному, разложила, что надо было делать в том случае. Объяснение её выглядело правильно, толково, разумно. Но Светлана осталась при своём мнении. То, что на словах выглядит замечательно, в реальной жизни чаще всего имеет далеко идущие негативные последствия. Не зря существует расхожее выражение, заимствованное у Толстого: рассчитали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить.

Светлана пошла с Рябцевым, дав слово молчать. Пока шла, терзалась угрызениями совести. Её мальчики курят анашу, пробуют таблетки. Надо к директору, к родителям, в милицию. И что делать сейчас с Николаевым, который якобы на рынке, якобы у незнакомых вьетнамцев или корейцев, кто их разберёт, взял опять же какие-то таблетки, наелся их и теперь помирает?

Они шли с Витькой почти незнакомыми ей дворами. Один раз прошли через проходной подъезд. Светлана предположить не могла, что в их районе проходные подъезды существуют. Потом с большими предосторожностями Рябцев провёл её в подвал одной из пятиэтажных “хрущоб”. Шпиономан несчастный.

Подвал был как подвал. Светлана, правда, раньше никогда по подвалам не лазала, не знала, какие они на самом деле. Но представляла себе нечто абсолютно похожее, только без толстых, тянущихся вдоль стен труб. Хорошо, крыс не наблюдалось и другой зоолого-энтомологической пакости. Плохо, что возле продавленного, ободранного дивана столпились почти все мальчики её класса. Николаев, маленький и худенький, с головой, похожей на созревший цветок одуванчика, такими белыми и пушистыми были его волосы, пластом лежал на убогом лежбище. Носик заострился, на бледном челе поблёскивали крупные, с хорошую горошину, капли пота. В уголках рта - субстанция, напоминающая плотную мыльную пену.

– Серёжа, - тихо позвала Светлана.

– М-м-м… - отозвался он. Сначала еле застонал, потом медленно открыл глаза. Бессмысленные, пугающе тёмные. Узнал ли он её? Непонятно.

Светлану охватил страх. Зачем она пообещала молчать? Несколько минут потеряла на борьбу с нарастающей паникой. Окинула взглядом учеников, подвальную эту комнату. Успела увидеть краем глаза древнюю тумбочку со старым ламповым телевизором, колченогий ломберный столик, на нём старый же, советских времён, электрочайник, банки, стаканы, щербатые чашки. Всё битое, ломанное, грязное. Кроме банок, чашек и стаканов. Те были сравнительно чисты, слава богу. Да-а-а, оборудовали они себе помещеньице. Натуральное логово. Но что же делать? Что делать?

Если существуют в природе ангелы-хранители, то Светлане достался добросовестный и порядочный, стукнул её в нужный момент по темечку. Как озарение вспомнился один из рассказов Дрона. Не иначе, ангел-хранитель память ей тряхнул.

– У кого дома есть ведро, таз, трёхлитровая банка, сода, марганцовка?

Мальчики, смертельно перепуганные состоянием Серёжи Николаева, очнулись, зашевелились. Несмело потянули вверх руки. Прямо урок английского языка, да и только.

– Мне нужно ведро с водой, - решительно заявила Светлана, - банка, таз и всё остальное. Да, ещё полотенца. И чтоб всё это было здесь через пять минут. Ну, живо!