Шрифт:
– Скажи, точно Гром оттуда выберется?
– Я надеюсь, сынок. По крайней мере, мы сделали все, что могли - все мы.
Помолчал еще немного и спросил опять:
– А может, он уже едет в пещеру?
– Может быть. Может, даже и едет.
Он еще не ехал. Он как раз в это время разговаривал с Федерико Суаресом.
Капитан жандармов едва успел приехать в контору - уже в полной темноте. Он сам ищейкой метался по городу и окрестностям в поисках пропавших сеньорит. Он нашел карету далеко за городом, он пустил собак по следу. След ушел в реку Сагуа-ла-Гранде, а река ушла под землю.
Собаки обрыскали оба берега - без пользы. И вот капитан, едва живой от усталости, уже догадавшись, что это может означать, возвращается в канцелярию, а тут его ждет письмо на столе.
Капитан просто остервенился. Он велел позвать дворника, и тот, в простоте душевной, доложил: да, приходил мальчишка, и говорил, что какая-то дама велела передать.
– Шерше ля фам, - сказал капитан. И, внутренне успокоившись, стал расспрашивать, что это за мальчишка. Ну, отвечал негр, лет восемь-девять, шустрый такой, очень черный, кажется, лукуми.
– Почему лукуми?
– спросил он, а негр объяснил, что заметил татуировку на запястьях, какую обычно носят лукуми босаль. Капитан запомнил такую же на моих руках, поэтому выругался замысловато; не стал негру бить рожу и пошел прямиком в тюрьму.
Факундо спал на своей соломе, - в полном неведении относительно того, что творилось в городе.
– Ну, что, - спросил капитан, - не передумал?
– Нет, - отвечал Гром, - не передумал.
– Ах, каналья! Или ты с самого начала знал, что так будет?
– А что случилось?
– поинтересовался Гром.
– Ты в самом деле не знаешь?
– О чем я могу знать в этом клоповнике?
– О том, какую свинью подложила мне твоя чертовка с приятелями. Ну-ну, не отпирайся. Зная вашу компанию и в особенности эту даму, я не удивлюсь, что у вас было заранее что-то придумано на случай, если кто-то вляпается.
Тот покачал головой.
– Нет, сеньор капитан. Если они что-то придумали, значит, сообразили по ходу дела.
Тут-то капитан заметил, что бывший конюший и бывший невольник, который мальчишкой рос в его доме, обращается к нему на "ты". Мало кто из негров мог справиться с обращением на "Вы", и сейчас еще многие путаются, даже креолы. Но Факундо, ведший торговые дела и умевший обходиться с любой публикой, знал все тонкости обхождения: когда сказать "Usted", когда "Ustedes", а когда "Vuestra mersed", и вертел глаголами в соответствии со всеми правилами. Испанский у него, в отличие от лукуми, был чистый и правильный. А тут запростецкое "ты", как у мачетеро.
– Мог бы быть повежливее, - сказал капитан, едва не поддавшись искушению дать нахалу в зубы.
– А ни к чему, - объяснил тот.
– Ты меня - одно из двух - или повесишь, или отпустишь. Но что так, что этак, я не буду от тебя зависеть. Зачем же мне быть слишком вежливым? Я и так, кажется, не грублю.
– Это от меня зависит, вздернуть тебя или нет.
– Скажи сначала, что за свинью тебе подложили, а там видно будет, повесишь ты меня или нет.
– Ты читать не разучился? Солдат, вторую свечку! На, прочти.
Факундо прочел, вернул письмо и сказал, почесывая за ухом с самым серьезным видом:
– Да, капитан, повесить меня будет не просто.
– Вот возьму и повешу, наплевать мне на двух дур и одну старую курицу.
– На них - да, а вот на себя - нет. Губернатор этого даром не спустит, и на надгробие карьеры можно ставить крест шире конской задницы.
– К сожалению, любезный, ты прав... Хотя и так вы мне нагадили порядком. Сегодня утром - среди бела дня!
– у лавки Бернальдеса твоя чертовка и еще какой-то лукуми с расписной рожей...
– Идах.
– Идах или дьявол, как ни назови - она села в карету, а он на козлы, и карета испарилась. А днем приходит твой сын и приносит это письмо, - "с уважением" и так далее.
– А где сейчас мальчишка?
– Хотел бы я знать! Я приехал полчаса назад. Еще я хотел бы знать, что делал в это время твой дружок Каники. Как-никак хлопотали за тебя - если можно так выразиться - твоя жена, твой сын и дядя. А он?
– Рожа у него слишком приметная соваться в город. Наверно, ждал с лошадьми, путал следы.
– Логично... Следы-то путать он мастер.
– Стало быть, не нашли, - заключил Факундо.
– Ну, что ж из всего этого, дон Федерико?
Капитан прикурил сигару от свечки, долго стоял, затягиваясь. Заговорил наконец тихо и почти грустно.
– Ах вы, прохвосты и сукины дети... Нет, мне, право, жаль, что все так вышло. Не хотел говорить, но теперь скажу. Знаешь, англичане-то приехали за ней, недели не прошло после того, как вы удрали. Бодрая такая старушка, миссис Александрина, и мистер Уинфред, ее сын. Слов нет сказать, как они были расстроены.