– Кошка не послушает, – серьезно ответил Ванечка. – Она своих котят любит…

И матушка Александра погладила младшенького по голове.

Став взрослее, Ася стала подозревать, что ходила к Вознесенским именно за этим – чтобы матушка Александра погладила ее по голове. Когда Вознесенские собирались за столом, то создавалось ощущение, что они не проголодались, а просто соскучились. Они подшучивали друг над другом, рассказывали новости о котенке, запутавшем нитки; о цветке, который наконец расцвел аккурат к приезду гостей из Питера; о носке, который связала Маня и который потерялся, а потом оказалось, что его облюбовала для себя мышь… О старшем, Владимире, который пожелал выучиться на трубе и теперь играл в учебном оркестре…

Здесь не велось скучных взрослых разговоров, в которых не могли бы участвовать дети.

Отец Сергий, которого Ася обычно видела в церкви и в гимназии, приоткрылся для нее с новой стороны. Раньше она была убеждена, что священник, отягощенный ответственностью перед Богом и знанием чужих грехов, должен всегда быть суровым, величественным и несколько отстраненным от людей. Именно таким он виделся ей в церкви. В гимназии он оказался тем учителем, которого обожают гимназистки. На его уроках всегда стояла идеальная тишина, ловилось каждое его слово. Он говорил так, словно обращался лично к каждой из них, и Ася всегда была уверена, что говорит он для нее и отвечает на ее вопросы. И ей казалось, что из всего класса отец Сергий выделяет ее и особенно рад, когда она обращается к нему с вопросом. Став старше, поняла: он относится так ко всем своим духовным чадам. К каждому – особенно.

Дома же отец Сергий бывал весел, живо интересовался делами детей, называл жену «матушка Сашенька», а с маленьким Иваном вел долгие серьезные беседы вечерами, сидя на ступеньках крыльца.

Как-то раз Маня под большим секретом рассказала, что за матерью раньше ухаживал брат отца, Георгий, офицер царской гвардии. А мать предпочла будущего священника.

– Жила бы ты сейчас в столице… – сказала Ася.

Манечка лишь с улыбкой недоумения взглянула на нее.

– А разве у нас в Любиме плохо?

Ася пожала плечами.

– Это место… Ну, ты же слышала про Геннадия Любимоградского?

– Это старец, что жил когда-то в лесу недалеко от города. Так?

– Да, но говорят, однажды на переправе с него потребовали плату, а когда денег не оказалось, то перевозчики со святого сняли в уплату рукавицы. А было холодно, и…

– Ну да, старец рассердился и напророчил – быть городу Любиму не сыту, не голодну, не бедну, не богату. Так здесь с тех пор люди и живут – не бедные, не богатые.

– А ты хочешь стать богатой, Ася? – улыбнулась Манечка. Сони при этом разговоре не было.

Ася задумалась. То, чего она ждала от жизни, не вмещалось в грубое и ограниченное слово «богатство».

– Я… Я хочу чего-то необыкновенного! Понимаешь?

– Мама говорит, что необыкновенное – это для мужчин. А нам нужно мечтать о самом обычном.

– Как это скучно!

Так или иначе, благодаря дружбе с Маней у Аси появилась своя компания, которая организовывалась на каникулах и состояла из подруг Манечки, мальчиков Вознесенских и их товарищей. Зимой непременно на Обноре по тонкому прозрачному льду катались на коньках. Можно было разогнаться и докатиться до ближнего омута. Потом постепенно снег засыпал ледяное поле, и молодежь отвоевывала у снега территорию – напротив Вала расчищался каток, где компания весело проводила все дни. Каждый день до темноты молодежь выделывала фигуры на льду. Катались по одному и парами, взявшись за руки крест-накрест. Часто старший брат Манечки, Владимир, затевал цепочку – все вставали друг за другом и, держась за одежду, скользили за ведущим. Бывало, ведущий зазевается, столкнется с кем-нибудь, и вся цепочка посыплется друг на друга. Смех, суматоха!

Хозяйский Петер шустро носился по катку, подобно жуку-плавунцу. Он подталкивал сестер, ставил подножки знакомым и незнакомым девочкам. Когда проделки Петьки надоедали, девочки бросались за ним вдогонку, стремясь поймать. Юркий как ртуть, Петер крутился юлой, зная, что девочки мечтают посадить его в сугроб. Впрочем, хозяйский сын был не так уж страшен для Аси.

У нее на катке имелся личный преследователь.

Ей то и дело портил настроение Алешка Вознесенский. Так и норовил толкнуть ее в сугроб или поставить подножку на льду. Он тут же подавал руку, делая вид, что это вышло случайно, но она-то знала! Не глядя на протянутую руку, Ася кое-как поднималась сама и старалась оказаться как можно дальше от него. Но он, похоже, нарочно преследовал ее, словно задался целью извести. Однажды после очередной подножки Ася схватила его за руку и посмотрела в лицо. Глаза у него были цвета темного льда. Он не мигая смотрел на нее.

– Послушай, за что ты меня так ненавидишь? – негромко спросила она. Он моргнул, лицо его вытянулось. Ася что-то хотела добавить, но, увидев приближающегося к ним Артема, развернулась и уехала.

С этих пор Вознесенский не приставал к ней на катке. Он вообще стал вести себя так, будто ее не было. Ася решила, что ее это вполне устраивает.

К Рождеству каток обычно заваливало снегом, и молодежь перебиралась на гору – кататься на санях.

Здесь тоже не было покоя от парней. Они так и норовили перевернуть сани с девочками. В этот раз Ася приехала на гору с Сычевыми. Катались в небольшой лодке с обледенелым днищем.

Их привез на Орлике Егор, за эти годы ставший совсем взрослым. Девочки попрыгали в снег, Егор собрался развернуться, чтобы ехать домой, но его остановила Анна. В свойственной ей манере склонила голову набок, прищурилась и, играя мехом своей пушистой муфты, предложила:

– Прокатись с нами, Егор!

– Что я, маленький, что ли… – пожал плечами Егор, даже не думая подчиняться Анне.

– Нас парни переворачивают! – настаивала она и незаметно дернула за руку Эмили. Та сейчас же стала уговаривать Егора не отказываться. Ася совершенно не понимала, зачем Анна донимает Егора. Она замечала, что с некоторых пор Егор испытывает неудобство от внимания старшей дочки хозяина. Она все чаще являлась в конюшню под предлогом интереса к лошадям. Вызывала Егора по разным придуманным надобностям. Было в цепляниях Анны что-то такое, что вызывало неодобрение Аси. И она была солидарна с Егором и желала, чтобы он отказался и спокойно уехал по своим делам. Но не такова была Анна, чтобы отступить. Ее поддержал Петер: