Но уже на площади их поджидала тревожная весть. Торговка сообщила, что в городе появилось еще два покойника. Причиной была холера.

Что-то страшное и позорное слышалось в этом названии. Холера представлялась Асе худющей, изможденной злобной теткой, вроде той, что напугала их с Эмили на Святки. Тетка ходила по домам и выбирала жертву. Не обошла она и дом городничего.

Утром следующего дня фрау Марта спустилась в нижний этаж отдать распоряжения насчет обеда и обнаружила, что плиту в кухне до сих пор не разожгли. Она постучала в комнату повара. Из-за двери ей ответили не сразу.

– Плохо мое дело, фрау Марта, – клацая зубами, проговорил Тихон Макарович. – Посылайте за доктором…

Заключение доктора было однозначным:

– Холера.

Ася из своей каморки все слышала.

– Что мы должны предпринять? – не теряя самообладания, спросила хозяйка.

– Я пришлю карболки, обработайте уборные. Мебель в доме необходимо протереть щелоком.

Фрау Марта невозмутимо слушала.

– Я бы рекомендовал полы в доме опрыскать раствором креолина. Кто будет ухаживать за больным?

Вопрос, вероятно, застал хозяйку врасплох. Повисла пауза. Ася вышла из своей каморки:

– Я буду ухаживать за папенькой.

– Матери нет? – уточнил доктор. – Ну что ж, пойдем, я объясню, что делать.

Когда Ася вошла в каморку, вид больного отца ошеломил ее. Лицо осунулось за ночь, нос заострился. Глаза блестели незнакомым лихорадочным блеском. Было по-летнему тепло, но отец, накрытый одеялом, крупно дрожал.

– Зачем ты пришла? – стуча зубами, спросил отец. – Уйди.

– Мне доктор велел, – возразила Ася.

– Нельзя тебе… тут…

– Я никуда не уйду.

Она занялась делом. Она не думала ни о чем, кроме того, что отец беспомощен и нуждается в ней. Было в этом что-то притягательное, новое, примиряющее и простое. Целыми днями она находилась рядом. Она мыла раствором полы в помещениях нижнего этажа, кормила с ложечки отца микстурой. Белье больного сожгли на костре, как велел доктор. Иногда в помощь Асе присылали фельдшера из больницы. Он рассказал, что за городом строят холерный барак – зараженных с каждым днем становится все больше. Особенно много случаев в ближних деревнях.

О состоянии отца фельдшер молчал. Но и без его заключений Ася видела, что с каждым днем тому становится все хуже. Обложенный грелками отец не мог согреться.

Ася притащила свое одеяло и собиралась укрыть отца, но он попросил одними глазами: «Сядь».

Она присела на кровать. Он накрыл своей холодной рукой ее ладонь.

Было слышно, как колокол на городском соборе звонит ко всенощной.

Отец смотрел на нее как-то особенно. Она молчала.

– Как на мать похожа, – сказал он. Она замерла, желая только одного – чтобы он сказал еще что-нибудь. Но каждое слово давалось ему с трудом.

– Я кипятку принесла, папенька.

– Сиди. Помру я. Ты… возьми там потом, в сундучке… Деньги. Там немного. Работать придется. Замуж выйдешь… за хорошего человека… Сычевы не оставят тебя, я просил…

– Папенька, вы молчите, вам нельзя.

– Слушай отца. Кого Сычевы подберут, за того и выходи. Это мое слово. Без глупостей там. Любви не ищи, запомнила? Все беды от нее. А теперь иди. Устал я.

Она не могла произнести ни слова. Словно железный обруч сковал горло.

– Что-нибудь о матушке… – пересилила она себя. – Скажите что-нибудь о матушке!

– Померла родами… – выговорил отец. – Там, в сундучке, медальон найдешь. Это она…

Колокола замолкли. Теперь было отчетливо слышно, как звенит комар.

Ася ушла к себе, но даже когда легла и укрылась, все еще чувствовала холод большой руки отца, словно он продолжал держать ее ладонь в своей. Так, значит, маменька умерла, едва успев дать жизнь ей, Асе… Значит, маменька никогда не держала ее на руках, не качала колыбель…

Она озябла и не могла согреться. Сон не шел. Потом ей вдруг стало жарко, а к утру сильно заболел живот. Она едва успела добежать до уборной. Но едва переступила порог своей комнатки, повернула назад и побежала снова.

Болезнь развивалась бурно. Утром одежду Аси сожгли на костре.

Сквозь полусон и приступы боли Ася слышала возню за стеной, голоса и топанье ног. Дом, сурово притихший с болезнью повара, теперь вдруг пришел в движение.

Вошла фрау Марта, лицо ее было более обычного бесстрастно. На него словно маску попытались натянуть. Губы сжаты в узкую подрагивающую полоску.

– Папенька? – догадалась Ася.

Фрау Марта кивнула:

– Крепись, дитя. Твой отец на небесах.

Запнувшись на последних словах, фрау Марта повернулась и быстро вышла.