Шрифт:
– Свету! Свету, несчастный! – крикнул архивариус.
Себастьян в мгновение ока очутился у стола. Бальтазар дрожащими руками сжимал большую книгу в потертом переплете.
– Ближе, ближе, не вижу, – нетерпеливо говорил архивариус.
Себастьян придвинул канделябр поближе, склонился над книгой и прочел красиво выведенную надпись: «Традосские хроники. Том ХIII».
– Тот самый тринадцатый том? – удивленно спросил звездочет.
– Тот самый, – подтвердил архивариус, и отблеск свечного пламени запрыгал в его глазах. – Я никогда не пытался разыскивать этот том, полагая, что он – чистейший вымысел. Только вчера вечером, после того как о нем заговорили Леонора и Пардоза, я занялся поисками, потратил на это всю ночь и половину сегодняшнего дня – и не нашел. Я – архивариус, проработавший здесь пятнадцать лет! А этот прохвост Пардоза, неизвестно каким образом проникший в архив, нашел этот бесценный том в два счета! Нет, меня определенно надо гнать с должности.
– Не отчаивайся, Бальтазар. Ты же сам говорил, что этот архив тянется неизвестно сколько. Ты мог искать не там.
– Ну тогда ответь мне, премудрый звездочет, как Мигелю Пардозе удалось отыскать его за каких-то полчаса? В том-то и дело, что архив необъятен, и найти здесь что-нибудь можно благодаря либо фантастическому везению, либо хорошей осведомленности, которой не может быть у нашего «милого» графа. И, тем не менее, он нашел. Больше того, граф был уверен, что найдет. Ведь еще сегодня днем он похвалялся перед Леонорой.
Себастьян посмотрел на обрывок листа, отвоеванный у Пардозы.
– Ты думаешь, что этот документ вырван отсюда?
Архивариус хитро улыбнулся.
– Предполагаю. И сейчас мы это выясним.
Он сел за стол, взял из рук Себастьяна разорванный лист и расправил его. Это был довольно старый пергамент. Звездочету хватило одного взгляда для того, чтобы прийти в замешательство.
– Что-то я здесь ничего не пойму.
– И неудивительно, – ответил архивариус, – это очень старый шрифт. Такой употреблялся лет двести назад. Буквы выведены с большим искусством и снабжены такими затейливыми завитками, что их и не разобрать сразу.
Он взял лупу и приник к документу. Себастьяну ничего не оставалось делать, как подпереть рукой щеку и отдаться во власть своих мыслей, которые немедленно повлекли его на другую сторону площади, в дом бургомистра. Перед его взором прошли страшные картины того, что произошло на балу: он снова увидел, как вскрикнула и побледнела Леонора, как она без чувств упала в кресло, как он нес ее на руках, нежно прижимая к себе такую хрупкую, легкую, почти невесомую… Вспомнилось звездочету, как сильно билось его сердце, но уже не в сладостном восторге, а от леденящего страха за жизнь возлюбленной… В эту жуткую картину внезапно ворвался голос архивариуса:
– Себастьян, что с тобой?
Звездочет снова оказался в подвале ратуши, в полутемном архиве.
– Нет-нет, ничего, – поспешно ответил он. – Просто задумался.
– Ну-ну, – сказал архивариус, пристально глядя на него. – Я тебя понимаю. Будь я на твоем месте – тоже сходил бы с ума. Тебе нужно отвлечься, – и продолжил:– Кажется, мне удалось разобрать текст. Шрифт оказался не таким уж сложным. Вот послушай:
…дитя,
…нятся веленья
…олжны еще знаменья
…изойти. Послушай же меня:
…роют трещины любовный талисман,
Стекло волшебное случайно разобьется,
Но истина, как чистый свет, прольется
Туда, где прежде царствовал обман.
Твой древний герб случайно совпадет
С гербом супруга – символом небесным,
И в этом совпадении чудесном
Родитель твой знамение прочтет.
Все сбудется, предсказанное мною.
Да будет небо и любовь с тобою!
Архивариус отдал пергамент Себастьяну. Тот, уже зная содержание, быстро разобрался в затейливом письме, но ничего нового не вычитал. Отложив рукопись и пожав плечами, звездочет проговорил:
– Какие-то стихи. Немного же света пролил этот оборванный пергамент.
– Ты неисправим, мой друг. Не нужно торопиться с выводами, – возразил архивариус. – Перед нами, без сомнения, пророчество, очень древнее пророчество. И написано оно для девушки, готовящейся выйти замуж. Можно было бы сказать, что это самое обыкновенное предсказание, если бы оно так не заинтересовало графа Пардозу. Что здесь может содержаться такого, ради чего этот прохвост пробрался ночью в архив, обнажил меч и в сущности рисковал жизнью?
– Если бы у нас был весь текст… – сказал Себастьян.
– Это моя промашка, – вздохнул Бальтазар. – Я выбрал недостаточно толстый фолиант, и Пардоза рано очнулся. Но кто бы мог подумать, что у него такая крепкая голова? Ведь я со всей силы треснул его и даже испугался, что убил насмерть. А вот, поди ж ты, живуч подлец!
– Не расстраивайся, Бальтазар, ведь он был в шляпе.
– Да что теперь говорить об этом! Так или иначе, у нас только вторая половина рукописи. Возможно, в первой сказано нечто большее. Однако не будем гадать. Если этот лист из тринадцатого тома, на что я очень надеюсь, то мы сможем найти место, откуда он вырван и, возможно, определить, что же это за документ и какова его ценность.