Здесь я и усаживаюсь.

Глубина - около трех метров. Дно чистое, но немного правее - коряжник. В нем всегда держится окунь, иногда стоит судак.

Сматываю леску с мотовил на можжевеловом удилище и отмеряюсь. Леска перестает натягиваться, как струна, когда блесна касается дна. Подматываю леску на одно мотовильце, ритмично поднимаю, вздергиваю и снова опускаю блесну. Где-то недалеко ото дна она «играет» в окуневом царстве.

Удобно сидеть на ведре, хорошо отдыхать после работы пешней, приятно ждать поклевки.

Окунь редко хватает блесну порывисто и грубо. Это больше в манере щуки - дернуть и заметаться во все стороны после подсечки. Щуку мы узнаем сразу. Она трясет головой,, вырывает удилище из рук, а заметив рыболова сквозь нетолстый прозрачный лед, чаще всего перевертывается и, показав желтое пузо, стремглав бросается в глубину. Окунь, да еще крупный, обычно не дергает, а надавливает на блесну и повисает, как груз, заставляя звенеть и пружинить тонкую леску.

Все это хорошо известно, но поклевок нет. Я сижу спиной к свежему ветру и в ожидании рыбы любуюсь зимним утром.

Тихо как в степи. Всюду лежит ровной пеленой чистый, нетронутый снег. Только редкие следы рыболовов да елочка следов жировавшего зайца кое-где отпечатаны на заснеженном льду, как на большом листе книги. Нет ни троп, ни дорог.

Далеко передо мной опушенная снегом синяя кромка леса, над которой еле заметно проплывают хмурые облака. Над лесом, будто упираясь в серое небо, карандашом торчит высокая труба козлов- ской фабрики, в полдень оттуда послышится протяжный гудок, призывающий и нас заняться завтраком.

Позади, как избушка на курьих ножках, - будка бакенщика на высоком берегу Шоши. А над будкой, склонясь побелевшими ветвями, стоят две разлапистые ветлы.

Слева - луга бывшей деревни Жохово, снесенной в то время, когда создавалось Московское море. Справа - несколько мощных вязов. Это все, что осталось от колхоза Пузырево, тоже переместившегося на другие угодья с извилистых берегов маленькой речушки, ставшей полноводной, судоходной рекой.

За кудрявыми вязами - Белый бакен: там Шоша принимает Ламу. А за бакеном - рыболовная база на Ламе с развевающимся голубым флагом. Из трубы валит густой дым, это старый Петрович готовит нам уху.

Чего только не передумаешь, сидя над лункой в ожидании клева?

Взмах удилищем, интервал, досылка блесны почти до дна, маленькая пауза. Снова взмах, легкое дрожание лески, и вдруг волнующее ощущение повисшей на крючке тяжести. Сколько ждешь этого мига, а наступает он так неожиданно!

Нет больше созерцательного спокойствия. События начинают разворачиваться стремительно, как кадры в кино.

В какую-то долю секунды от резкого движения рук разлетаются в разные стороны варежки. Не до них теперь.

Скорее перехватить леску раз, другой, третий! Как пробка из бутылки вылетает на снег лоснящийся взъерошенный окунь. Быстрее вынуть крючок из его рта и дрожащими руками пихнуть блесну в круглую, темную ямку, в которой громоздятся друг на друга перламутровые льдинки.

Легкий толчок, ощущение тяжести, трепещущий окунь в пушистом снегу. До чего же веселая работа! Торопись, рыболов! Под тобой кишит окуневая стая. Она может неожиданно перейти на другое место. Пошевеливайся, снимая рыбу с крючка, пришла твоя минута!

Прыгают возле меня припудренные снегом окуни. Я подаю знак приятелям, они стремительно снимаются со своих мест и бегут в мою сторону, сбрасывают полушубки, бушлаты, спешно рубят лед. У нас неписаное соглашение - бить лунки без спроса в пяти шагах от рыболова, нашедшего окуней.

Я выбрасываю на лед еще одного окуня и слышу бас моего друга.

–  Пошло, пошло! Вот здорово! Обловился человек!

Краем глаза я вижу Александра Алексеевича: черное пальто, огромные серые валенки с резиновыми тянучками, длинноухая цигейковая шапка, в руках удочка и складной стульчик из алюминиевых прутьев.

Смахивая варежкой льдинки с подстриженных заиндевевших усов, поглядывая на меня темно-карими глазами из-под нависших бровей, он добродушно улыбается и басит:

–  Можно из вашей лунки попробовать? Пугать рыбу не хочу, а по крупненьким соскучился: у меня одна мелочь.

Я знаю, что он хитрит. Окуня не так-то просто напугать, когда он жадно бросается на блесну. Просто не хочется моему другу рубить лед, ведь у меня в запасе несколько свободных лунок. Да и любит он посидеть рядом со мной, поговорить, посмеяться.