– Мне было шестьдесят четыре года, когда я очутился здесь. Это были времена застоя. Всем приходилось нелегко, а мне особенно. Мой сын погиб четыре года назад вместе со своей женой, оставив мне на попечение своего младшего сына Эрика, девяти лет от роду, и крошку Луизу, которой едва-едва стукнуло четыре. Других родственников у них не было, пришлось выживать. Думаю, ни для кого не секрет, что стоит перешагнуть через определённый возраст, ты резко перестаёшь представлять какой-либо интерес для окружающих. Ты стар, немощен, ты медленно передвигаешься, часто болеешь и многое забываешь. Такому, как я, было непросто найти работу даже в самые беззаботные времена, не то, что тогда. Но удача улыбнулась мне. Однажды мне удалось устроиться сторожем в ночную смену на ткацкую фабрику. Деньги, конечно, были небольшие, но другого выбора у меня всё равно не было, и я согласился. Так мы протянули несколько месяцев. Это были непростые времена, но мы справлялись. Эрик мне очень сильно помогал. Это был настоящий мужчина. Несмотря на юный возраст, он мужественно перенёс смерть родителей, и взялся опекать младшую сестрёнку, пока меня не было. Так же периодически ему удавалось устроиться на небольшую подработку. Помню, однажды он две недели работал у сапожника подмастерьем, или разносил утренние газеты. Школу, конечно, пришлось бросить, но другого выхода не было. Он и это перенёс, как подобает настоящему мужчине. Он был так похож на своего отца.

Но самое тяжёлое началось позже. В один холодный февральский вечер я проснулся в холодном поту, и понял, что это конец. Меня бросало то в жар, то холод, тело разрывалось на тысячи мелких кусочков. Я понял, что это конец. Знаете, такое чёткое осознание конца. Но, как ни странно, я не боялся смерти, я был готов к этому. Я был стар, я прожил хорошую жизнь и готов был поставить точку. Меня пугало совсем другое: два маленьких беззащитных существа, которые не выживут без моей опеки. Отчаяние захлестнуло меня. Помню, как я с трудом поднялся с кровати, и, шатаясь, попытался добраться до входной двери, чтобы позвать на помощь. Помню, как дрожащими руками ухватился за латунную ручку, и, навалившись всем весом, толкнул дверь. Внезапно произошло нечто, что в тот момент я не мог осознать. Дверь распахнулась и, влекомый тяжестью своего тела, я упал на пол. Но стоило мне переступить порог, как тяжесть внезапно исчезла. Ошарашенный, я сидел на полу незнакомого помещения, силясь понять, где очутился и, главное, как? Но самое главное, что я тогда, в силу сложившихся обстоятельств, не сумел осознать, было то, что я оказался абсолютно здоров.

Описывать подробно свою дальнейшую жизнь не вижу смысла. Если вкратце, то, придя в себя, я, ведомый свойственным мне любопытством, обыскал помещение, в котором оказался. Думаю, все догадались, о каком именно месте я говорю. В то время здесь была открыта всего одна дверь, за которой сейчас находится мой кабинет. За этой дверью я обнаружил небольшой чемодан, доверху набитый деньгами. Да, эта находка чуть не стоила мне последних капель рассудка. Но самое интересное то, что когда я, прижимая к себе это сокровище, вновь боязливо потянул на себя входную дверь, она вывела меня в мою квартиру, в которой мило посапывали ни о чём не подозревающие дети.

Найденных средств хватило на то, чтобы обеспечить им надёжное существование. Мы переехали в другой район. Эрик пошёл в школу. В лучшую школу в городе. Мне не надо было больше работать, и, самое главное, все мои старческие болезни словно улетучились, я чувствовал себя так, словно мне вновь двадцать лет.

Дети росли. И вскоре, когда мальчик был в состоянии позаботиться не только о себе, но и о своей сестрёнке, я ушёл. Точно так же, как это случилось в прошлый раз, только тогда я знал, что меня ждёт. Не спрашивайте, откуда, просто знал. Однажды я зашёл к юристу, чтобы убедиться, что моих средств детям хватит на много лет вперёд. И, выходя из его офиса, вместо того, чтобы попасть на улицу, вновь вернулся сюда. Только в этот раз я знал, что дороги назад нет. Я стоял здесь, на этом самом месте, где мы с вами сейчас сидим. А там, далеко-далеко, моё бездыханное тело лежало в прихожей. Вскоре приехавшие врачи поставили диагноз. Сердечный приступ. Это был одна тысяча восемьсот тридцать шестой год.

А спустя неделю внезапно открылась вторая дверь, напротив моего кабинета, и буквально через пару часов после этого ко мне присоединилась Анна. Здесь время идёт по-другому. От неё я узнал, что происходило в мире всё это время. Оказалось, у вас прошло больше сотни лет. Она пришла к нам из шальных восьмидесятых. Погибла во время разгона одного из мирных пикетов хиппи. Она из Нью-Йорка. А я, кстати, из Ганновера. Забавно, но здесь языкового барьера не существует. Мне, например, кажется, что я говорю на немецком, а Анна уверена, что на английском, ну а ты, как мне кажется, слышишь русскую речь. Но это не самая главная загадка этого места. Ты бы видел, какой шок мы испытали, когда открылась «твоя» дверь, и мы увидели весь мир с высоты птичьего полёта.

– Получается, вы здесь заперты? – не открывая глаз, медленно переспросил парень.

– Да. Получается, что так, – кивнул старик.

– И вы не знаете, кто это устроил? – выдохнув очередную струю дыма, вновь спросил он.

– Верно.

– Значит звонки, эмэйлы и прочее – не ваших рук дело?

– Не знаю что такое эмэйлы, но мне кажется, я знаю, о чём ты спрашиваешь. Да, ты прав, в тот день, когда ты перешагнул порог нашего скоромного пристанища, мы увидели тебя в первый раз. Мы не можем выходить наружу или как-либо контактировать с внешним миром, – на мгновение замешкавшись, сказал старик, – Мы знали, что рано или поздно ты вернёшься и останешься с нами навсегда. Не знаю, может быть, это рай, а может, наоборот. А может, мы попросту не достойны ни того, ни другого. Я не знаю. Но в одном я уверен точно: если мы здесь, значит, кому-то это нужно.

– Да, и похоже это всего лишь начало, – щелчком пальца откинув бычок в сторону, ухмыльнулся парень, и, задумчиво наклонив вбок голову, взглянул направо, на бесконечный коридор с сотнями, тысячами, десятками тысяч дверей.

– Все заперты? – спросил он.

– Именно, – подтвердил старик.

– Супер. Значит, ещё повеселимся.

Он сидел на краю мира, свесив ноги. На нём были рваные джинсы, красная клетчатая рубашка. С его шеи на мир пристально смотрела жуткая помесь льва и ястреба, вытатуированная столь искусно, что любого бросало в дрожь от одного вида мифического монстра. Его ноги, обутые в простые бежевые кеды, по щиколотку увязали в плотном свинцовом небе. Он сидел, а под ним простирался целый мир. Он сидел, слегка наклонившись, и задумчиво смотрел вниз. Смотрел прямо в её в глаза.

А там, внизу, в городе, словно плетью истязаемом струями ливня, распахнув окно и широко расставив руки, стояла она. Её короткие джинсовые шортики и лёгкая светлая рубашка насквозь промокли и никак не защищали от разбушевавшейся стихии, но она не замечала этого. Она стояла, высоко задрав голову, и её глаза, цвета неба, смотрели вверх, сквозь расстояние, сквозь непроницаемую серую завесу облаков, смотрели на него. И капли дождя медленно стекали по её щекам.

Она сделал глубокий вздох. И на мгновение закрыла глаза.