Шрифт:
– А то нет?.. Он меня сюда и прислал. Требуются в Москву работные люди…
– А для какой, примерно, надобности?
– Казанское царство государь Иван Васильевич под свою высокую руку привел, слыхали? В память сего великого дела задумал царь на Москве поставить храм, какого от веку веков не видано на Руси. И нужны нам, – начал Нечай сыпать искусную скороговорку: – каменщики и плотники – хорошие работники, молотобойцы и кузнецы – удалые молодцы, копачи-бородачи, печники-весельчаки…
Нечай выждал, когда смолк смех мужиков.
Тихо, вполголоса, оставив шутовскую манеру, начал он рассказ о славном походе. Перед изумленными слушателями встали грозные стены Казани и многочисленные защитники, спрятавшиеся за ними; мужики точно видели воочию страшные взрывы, разметывавшие землю, бревна и человеческие тела, слышали крики и стоны воинов, сцепившихся на улицах города в смертном усилии.
Нечай рассказывал хорошо, рисовал живые и яркие картины.
Потрясенные слушатели долго молчали.
– Да, – отозвался один из стариков, – великое дело свершили. И что храм замыслили соорудить – это на благо. Надо, мужички, подмогнуть…
Мужики удивлялись молчанию второго бирюча. Чувствуя это, Жук заговорил скупо и коряво. Но самая нескладность его речи была, пожалуй, ближе и роднее слушателям, чем бойкая скороговорка Нечая.
– Что долго толковать: пиши, бирюч, меня, Кузьку Сбоя! Иду церкву строить!
– Кузька идет – и меня пиши: Миколка Третьяк!
– И меня, Емелю Горюна!
– Тихо, тихо! Чередом! Обсказывайте свои уменья!..
Так ходили глашатаи по русской земле.
Не напрасен был труд: отовсюду поднимались ремесленники. Подряжались на работу артели, привычные к отхожим промыслам. Часто артельщики договаривались прийти, когда окончат подряженную работу.
Являлись хорошие мастера из таких мест, куда бирючи не заходили: много поселений на Руси, в каждое не заглянешь. Но и туда докатывалась молва.
Приходил какой-нибудь бородач с саженными плечами:
– Не вы ль царские посланцы?
– А у тя какая надобность?
– Слыхал, плотники требуются.
– А ты плотник?
– Исконный. С дедов-прадедов этим рукомеслом кормимся. Домов поставлено без счету. Церкви, хоромы строили…
Заподряженный бородач уходил довольный. Радовались и бирючи.
Прилетели журавли, принесли на крыльях весну. Забегали белоголовые ребятишки по лужам. Начали стекаться строители в бараки, построенные на берегу Москвы-реки. Разбитные целовальники опрашивали приходящих: кем завербован, на какую работу, принес ли инструмент. Всё записывали, людей расселяли по профессиям: каменщиков в один барак, землекопов в другой, плотников в третий…
Больше всего приходило работников с записками от Нечая.
Набирали на стройку и москвичей. Эти больше нанимались на кузнечную и каменную работу. Много шуму вызвало появление женщины, которая пришла подряжаться в каменщики. Баба была рослая, ширококостная.
– И где тут каменщиков набирают? – смело спросила она.
Вокруг женщины собралась толпа. Послышался смех. На шум явился целовальник Бажен Пущин:
– Ну-ну, чего собралися? Проходи, красавица!
– Запиши меня в каменщики!
– Хо-хо-хо!
– Знай, баба, веретено!
– Каменщик, робя, объявился гляди какой хватской!
Женщина презрительно выслушивала насмешки, блестя быстрыми черными глазами.
– Эх ты, баба… – заговорил Бажен, смущенный настойчивостью просительницы. – Как кликать-то тебя?
– Салоникея.
– Вот что, Салоникеюшка: шла бы ты своей дорогой!
– Бабам тута не место! – прорвался кто-то из любопытных.
Салоникея так стремительно и гневно повернулась, что ближайшие зеваки попятились при смехе толпы.
– То-то бы вы всё нас у шестка держали! Опостылел нам шесток-то ваш!
Сквозь толпу пролезла старуха и залебезила перед целовальником:
– Уж ты прости ее, кормилец… не знаю, как звать-величать тебя… за дерзостные речи! Она у меня прискорбна головой, с измальских лет скудоумной живет…
Салоникея отодвинула маленькую, кланявшуюся до земли старушку:
– Что ты, мать, за мной по пятам ходишь, худую славу носишь! Мое дело – в дом добыть, твое дело – ребят обиходить!
Старуха заковыляла прочь:
– Спешу, родимая, спешу! Не обессудь, Солушка! По простоте слово молвила…
Салоникея выпрямилась перед Пущиным:
– Берешь, хозяин, али нет?
Толпа была покорена настойчивостью женщины:
– Настоящий Еруслан Лазаревич! [199]
199
Еруслан Лазаревич – сказочный богатырь.