– Семья автора, - сказал себе Эллис, прибегая к биноклю, чтобы узнать лица троих. – Эксцентричный мистер Одри, только что вернувшийся из Нигерии, миссис Бейкер, как всегда элегантная и знаменитая, и, конечно же, милая миссис Грандчестер, молодая, красивая и беременная. Думаю, в ее положении ей было бы лучше остаться дома.

Затем раздумья Эллиса затмили аплодисменты, вторгшиеся в театр, и занавес поднялся. И вопреки всем его ожиданиям, ему не потребовалось много времени, чтобы увлечься в трогательный сюжет, рассказывающий историю троих мужчин, столкнувшихся с опасностями и испытаниями войны, которые заставили их принимать решения; какие-то были лучше, какие-то хуже. Так, Эндрю Уилсон решил поступить на военную службу, чтобы оставить семейные обязанности, которые он ненавидел; Мэтью Тарп пытался убежать от внутренней боли после того, как потерял любимую женщину; а Дерек Джеймс искал способ доказать самому себе, что он может сделать что-то стоящее, нежели тот легкомысленный образ жизни, который он привык вести. Трое мужчин искали свои потерянные дороги среди хаоса и ужасных страданий, но, к несчастью, выжил только Тарп, чтобы поведать историю миру.

Диалоги были рассудительными, но не без эмоций, пока действие шло гладко, вовлекая зрителей в повествование. Таким образом, публика волновалась, когда Уилсон понял, что смог сбежать от семьи, но не от себя, плакала, когда Джеймс геройски погиб на поле сражения, найдя то, что искал, и вздохнула, когда Тарп неожиданно нашел любовь, которую, как думал, потерял навсегда.

Эллис не мог оторвать глаз от сцены, чувствуя, что его восхищение талантом Грандчестера становится глубже. Ему не только удалось сочинить действительно зрелую и волнующую историю, несмотря на то, что он был молодым писателем, но и сыграть роль Тарпа так, как никогда раньше во всей его карьере. Но сюрпризы еще не кончились.

После антракта, когда публика вновь заняла места, Эллису было видно издалека, что миссис Грандчестер приложила правую руку к животу, и румянец на секунду исчез с ее щек. Момент спустя, молодая женщина тронула свою свекровь за плечо и две леди с миллионером немедленно покинули ложу, прежде чем начался следующий акт.

Когда Эллис увидел, как семья актера покидает ложу посреди пьесы, он понял, что миссис Грандчестер вот-вот разродится своим первенцем. Но журналист знал, что спектакль должен продолжаться, и не удивился, что Терренс Грандчестер бесстрастно продолжал представление, хотя через бинокль заметил, что молодой человек слегка побледнел, когда на миг обернул глаза в поисках пары зеленых глаз, и не нашел их.

Тем не менее, актер продолжал свою работу в той же спокойной манере, и остальная публика, незнакомая с ситуацией, происходящей за кулисами, щедро отзывалась на проявление таланта артиста, который еще раз превзошел самого себя.

В конце пьесы публика встала, провозглашая имя автора и актера, но как ни странно, молодой человек ограничился вызовом на «бис» только единожды, и когда занавес поднялся второй раз, на сцене появился лишь Роберт Хатавей. После оваций, смолкнувших по его сигналу рукой, старый директор обратился к публике.

– Леди и джентльмены, компания Стрэтворд крайне признательна вам за вашу оценку. Сегодня вечером мы были свидетелями рождения нового писателя и укрепления уже яркой драматической карьеры. Но хорошего иногда приходит сразу много, и так получилось у моего друга и партнера Терренса. Хотя ему очень хотелось бы остаться с нами подольше этим вечером, другие обязанности заставили его покинуть театр, поскольку, видите ли, его жена уже дает жизнь его первенцу, и позвольте мне сказать, что ребеночек действительно торопится родиться. Это мальчик, и он наверняка хочет поздравить своего отца с сегодняшним успехом, который обязан и вашему предпочтению. Приятного вечера.

Ободряющий слух побежал по рядам, и финальная продолжающаяся овация доходила до потолка и залов. По иронии судьбы, Терренс не слышал, как отдавали дань его работе, и даже если бы у него была возможность быть здесь, он бы не получил удовольствия, потому что мысленно он был слишком обеспокоен и встревожен, пока шофер спешил доставить его и Альберта в больницу.

Я взглянула на него впервые и знала, что он уже часть моего собственного сердца. Медсестра дала мне малыша, так что я могла обнять и прижать его к груди. Он был еще весь в жидкости, в которой жил девять месяцев, его глазки уже открылись, ощущая свет и тени вокруг. Потом он посмотрел на меня океаническими кристаллами, что были в его глазах, и я полюбила его еще больше, видя тот же свет, который я любила в глазах его отца. Это было самое восхитительное переживание, которым я когда-либо наслаждалась, и не в силах сдержать эмоций, я заплакала, мягко обнимая его в своих руках. Тогда я поняла, что эта маленькая тайна, которую я держала, будет отныне, наряду с его отцом, центром моей жизни. Я не могла представить высшей радости, веселее песни, большей удачи, более законной гордости, чем иметь сына от мужчины, которого я любила.

Медсестра попросила отдать ей ребенка, чтобы она могла его вымыть, но я попросила позволить это сделать мне с ее помощью. Это была очень необычная просьба, хотя я делала то же самое со многими малышами, которым помогла появиться на свет, но я просто не могла представить себе не проделать этого с моим собственным сыном. Меня всегда было трудно отговаривать, и поскольку доктор покинул комнату, медсестра, в конце концов, уступила. Так что мы обе приготовили моему малышу его первую ванну.

Вскоре меня увезли в нашу комнату, и, несмотря на сетования медсестры, я настояла, чтобы ребенок был со мной. В течение девяти месяцев он был в сокровенном контакте со мной, и я не собиралась покидать его в тот момент, когда он только-только пришел в этот мир и наверняка боялся нового окружения, шокирующего света, неожиданного холода и всех беспокоящих звуков вокруг. К счастью, я уже обсудила этот вопрос с доктором и убедила его разрешить ребенку остаться со мной вопреки больничным правилам, которые всегда считала ужасно бесчеловечными.

Когда меня привезли в комнату, Элеонора была уже там. Она воспользовалась своей известностью, чтобы ей разрешили войти. Она увидела своего внука и с самого первого момента ощутила большое сходство с его отцом. Он взяла младенца на руки, пока медсестра помогала мне вымыться, сменить одежду и привести в порядок волосы. Бедная женщина беззвучно плакала с невероятной смесью счастья и печали, мягко покачивая моего сына. Я поняла, что как бабушка она переполнена счастьем, но как мать – возможно, вспоминая момент рождения Терри, - он снова переживала боль, от которой страдала, когда Ричард Грандчестер забрал у нее сына.