Он бегом третий раз прокатил меня между башен и долго возил среди заборов, штабелей и кирпичных будок. И в конце концов мы оказались рядом с рельсами, по которым бегал дачный трамвайчик.

– Вот видишь, – сказал запыхавшийся Серёжка. Без упрека сказал. Но я сник. И вспомнил: «Кто-то бьется в дверь заколоченную…» И невольно сказал это вслух. Серёжка возразил:

– Это не заколоченная дверь, а заколдованная. Даже мой ключик ее не берет…

Плоский ключик на шнурке был виден сквозь тонкую майку.

– Ром, если хочешь, пойдем в обход…

Но я уже не хотел. Как-то не по себе было.

– Пойдем лучше к Мельничному болоту… – Мне захотелось посмотреть, есть ли на песке барабан от кабеля, с которого мы прыгали во сне.

– Сегодня суббота, – смущенно возразил Серёжка. – Чуки не любят, когда их тревожат по субботам. Они в это время ремонтируют мостки. Ну, тот тротуар, что от коллектора идет…

Я не стал больше ни спорить, ни сомневаться. Что-то новое – странное, но уже не сказочное, не придуманное входило в мою жизнь. Спокойно так и неуклонно. Словно и впрямь коснулось меня какое-то иное измерение… Я сделал глубокий вдох…

Пусть все идет как идет! Главное, что рядом Серёжка!

– Тогда давай просто попетляем по переулкам!

Он обрадовался:

– Давай!

И мы долго бродяжничали по улочкам и пустырям окраины.

Потом Серёжка доставил меня к дому. Еще от угла мы увидели, что мама стоит у подъезда.

– Я побегу домой, – заторопился Серёжка. – Тетушка просила сегодня капусту купить в магазине. И надо отцу помочь рундук сколотить в сарае…

– Значит, до завтра? – спросил я с моментально выросшей тревогой.

Серёжка замялся:

– Наверно, до понедельника. Завтра на огород надо…

И я вспомнил опять, что, кроме нашей общей жизни – с ее сказкой (или не сказкой) про загадочные пространства, – есть у Серёжки своя. С житейскими заботами, с огородом, с неласковой тетушкой и «поддающим» отцом. И эта жизнь в конце концов могла запросто отодвинуть Серёжку от меня…

Он топтался рядом, подержал меня за плечо.

– Ну, я пошел…

– Костюм-то возьми, – сумрачно сказал я. Потому что он так и гулял теперь в трусиках и майке – как многие пацаны, не озабоченные, чтобы выглядеть представительно.

– Ой… – он засмеялся, взял сверток. – Ну, пока, Ромка…

И пошел. Как-то странно пошел – словно тая и уменьшаясь в солнечном свете. Вот-вот исчезнет совсем.

И мне вдруг почудилось, что я вижу его последний раз.

– Серёжка-а!!

Нет, я не закричал. Это лишь внутри меня возник такой отчаянный крик. А на самом деле я сказал одними губами:

– Лопушок…

Он оглянулся. Неужели услышал? Или догадался?.. Подбежал.

– Ромка, ты что?

Я дышал почти со слезами.

Он вдруг наклонился надо мной. Тепло прошептал мне в ухо:

– Ром, я знаю, чего ты боишься. Не бойся… Я тебя никогда не брошу… – И умчался за угол.

А я сидел пристыженный и счастливый, пока не подошла мама.

Я надеялся, что Серёжка-самолет появится в моем сне. Однако всю ночь проспал без всяких сновидений.

Воскресный день мы провели с мамой. Сперва она возила меня в парикмахерскую. Я эту процедуру не терпел. Мастерицы всегда шептались между собой: «Такой симпатичненький и такой несчастный…» А со мной были приторно-ласковыми. Но пришлось вытерпеть. Потом заехали к тете Наде, которая должна была поселиться у нас, когда мама уедет в профилакторий. Тетя Надя угощала нас молоком и свежими капустными пирожками – я их люблю так, что мама каждый раз боится: «Ты лопнешь по швам».

Дома до вечера занимались мы уборкой. И я опять улегся рано. Сказал, что устал после всех дневных дел.

Я долго не засыпал. Уже и мама легла, и стихли на дворе все голоса, умолкла Гришина гитара. Ночь… Даже далекие трамваи перестали погромыхивать. Ни звука…

Но нет, один звук я различил. На балконе… Когда же это я успел уснуть? Я быстро сел.

– Это ты, Серёжка?

И тут же – знакомый веселый полушепот:

– А кто же еще? Я ведь обещал быть в понедельник, а сейчас уже час ночи, воскресенье кончилось.

Он был привычный, в своей бейсбольной кепке, клетчатой рубашке и разлохмаченных у колен штанах. От него пахло теплой уличной пылью и велосипедной смазкой.