Военный историк Александр Широкорад, бесстрашный борец с коррупцией 100-летней давности, раскрывает «коррупционные схемы». «До 1894 года русская артиллерия была ориентирована на фирму Круппа, благодаря чему делила с артиллерией германской армии первое место в мире». Но Сергей Михайлович «взял под свой контроль все военные заказы. Вместе со своей сожительницей балериной Матильдой Кшесинской организовал преступное сообщество с французской фирмой Шнейдера и зависимым от нее правлением Путиловского завода. Формально на Волковском поле (полигоне под Петербургом) проводились конкурсные испытания орудий различных заводов – Круппа, Шнейдера, Армстронга, «Шкоды», Обуховского и других. Почти всегда лучшими орудиями оказывались системы Круппа, но, по указанию Сергея, принимались на вооружение орудия Шнейдера. В отличие от Круппа, Шнейдер в контракте требовал, чтобы принятые на вооружение пушки заказывались только французским заводам и частному Путиловскому заводу. В результате орудийные заводы – Обуховский и Пермский – оставались без заказов Военного ведомства» [143] .

В общем, схема проста: французы «откатывали» великому князю и поставляли барахло, да еще и втридорога. Широкорад, конечно, большой авторитет в военных вопросах, но, к сожалению, любит фантазировать и не любит ссылаться на источники. Во всяком случае, генерал-инспектор не был полновластным хозяином в артиллерийском ведомстве, и заказы поступали не только Шнейдеру и Путиловском заводу. Да и проблемы во время войны были не только с артиллерией, но и с ружьями, патронами и даже сапогами. Хотя во взятках Кшесинскую обвиняли многие, в частности председатель Думы Родзянко, Александра Федоровна и даже родной брат Сергея Михайловича Николай. Сам Сергей, естественно, все отрицал.

Младший Михайлович – Алексей – умер от туберкулеза в 20-летнем возрасте, в 1895 году.

Вот галерея родных и двоюродных дядей последнего русского царя. Кто-то из них занимал важные посты, кто-то нет. Кто-то был близок к Николаю II, а с кем-то отношения не выходили за рамки протокола. О результатах их деятельности, о конфликтах и ссорах в первое десятилетие николаевского царствования – в следующей главе.

По традиции, каждое новое царствование в России начиналось с пересмотра итогов предыдущего. Александр III перечеркивал Александра II, Александр II – Николая I, Николай I – Александра I, Александр – Павла, Павел – Екатерину и т. д.

Николай II нарушил эту традицию. Умирая, Александр III ничего «наследнику не говорил в смысле политических наставлений». Нашлись другие советчики. Владимир Александрович объяснил, что при вступлении на престол Александра II и Александра III «Россия находилась в ином, весьма тяжелом, смутном положении». А сейчас, после 13-летнего мира, в стране все нормально. Конечно, кое-какие изменения в будущем потребуются, но торопиться «нет надобности». Не нужно давать повода думать, будто «сын осуждает порядки, установленные отцом». Так что с переменами следует повременить, «но, конечно, следовать тому, что было основой всей политики покойного: Россия для русских».

Николай отнесся к совету дяди «весьма сочувственно». Мария Федоровна тоже «была тронута этими словами», поскольку на основании каких-то «прежних эпизодов» ожидала от Владимира Александровича «иного мнения» [144] . Этому трогательному дядюшкиному наставлению Николая II неукоснительно следовал десять лет.

В октябре он вступил на престол, а в январе 1895 года произнес первую публичную речь, которая тут же стала знаменитой. Он выступал перед представителями дворянства, земств и городов, которые выразили робкую надежду на некоторую либерализацию режима. Опять же – российское общество ждало этой самой либерализации от каждого нового царя. Даже от Александра III, хотя, казалось бы, его консервативные взгляды были всем известны.

Николай II сразу расставил точки над i: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я… буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель» [145] .

Символом продолжения старого курса стали родные дяди Николая II, братья Александра III, которые не только сохранили свои посты, но и значительно усилили свое влияние при молодом императоре.

Первые 10 лет Николай правил, «сидя за огромным столом в своем кабинете и слушая с чувством, скорее всего приближающимся к ужасу, советы и указания своих дядей». При посторонних дяди соблюдали приличия и демонстрировали покорность, но стоило им остаться с глазу на глаз с племянником, «их старшинство давало себя чувствовать». «Они всегда чего-то требовали… Алексей Александрович повелевал морями. Сергей Александрович хотел бы превратить Московское генерал-губернаторство в собственную вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусства». В итоге «к шести часам вечера молодой император был без сил, подавленный и оглушенный. Он с тоскою смотрел на портрет своего отца, жалея, что не умел говорить языком этого грозного первого хозяина России» [146] . Александр Михайлович в данном случае прав, хотя – по скромности – забыл включить в этот список назойливых родственников самого себя.

Николай II терялся в присутствии дядей. Они не только старше, но даже внешне выглядят гораздо значительнее царя. Дяди, как почти все Романовы, высокие и представительные. Говорят громко, раскатисто и повелительно. Николай – маленький и хрупкий. Ничего не поделаешь – гены матери взяли верх над генами отца.

Дяди с самого начала дали почувствовать свою власть. На второй день после смерти Александра III в семье обсуждают, где лучше устроить свадьбу Николая и Аликс. «Происходило брожение умов», – записывает царь в дневнике.