Быть как отдельность должны.

Те, — как болезнью слоновою

Важно распучив живот, —

С алчностью смотрят суровою,

Мир это пища им в рот.

Те, развернув семипалые

Руки, по тысяче рук,

Зубы оскалили алые, —

Надо почтенья вокруг.

Те, разукрасившись блестками, —

Женская будет статья, —

Вместе с мужчинами — тезками

Славят восторг бытия.

Груди у них поразвешаны

Вроде как будто лозы,

Взоры глядящих утешены,

Даже до нежной слезы.

Дальше герои вельможные,

Палица в каждой руке,

Это — столпы придорожные,

Дамбы в великой реке.

Если без них, так разъедется

Влага в чрезмерный разлив,

Лоб здесь у каждого медится,

Каждый охранно красив.

Дальше — со лбом убегающим,

Это советники все,

Взором мерцают мигающим

В мудрой и хитрой красе.

Зная, что столь предпочтителен

Зад пред неверным крылом,

Их хоровод умилителен,

Каждый мешок здесь мешком.

Дальше — фигуры медвежия,

Храбрости бравый оплот,

Кровью помазаны, свежия.

Сильные, добрый народ.

Я освятил их заклятьями,

Кровью своей окропил,

Будьте здесь слитными братьями,

Связью устойных стропил.

Я освятил их напевами,

Кровью и птиц и зверей,

Будьте как юноши с девами,

В страсти любовной своей.

Я освятил их гаданьями,

Кровью ущербной Луны,

Будьте моими созданьями,

Будьте, хочу, вы должны.

Я прохожу в этом множестве.

Кровью я лики кроплю,

Царствуйте здесь в многобожестве,

Каждого я полюблю.

Будут вам жертвы багряные,

Алости снова и вновь,

Капли кроплю я румяные,

Чару влагаю я в кровь.

*

* *

Я из белой страны.

— Кто сказал? Кто сказал?

Я из белой страны,

Я из белой страны.

*

* *

Прежде, видя, как снежинки

В воздухе летают,

Говорил я: серебринки,

Говорил: с цветов пушинки,

Стаи фей летают.

И конечно. Ведь красивы.

Ишь как шелушатся.

Заплетаются в извивы,

И летят, как хлопья ивы,

Пухом вниз ложатся.

Да постой. Не так уж глуп я.

Знаю те алмазы.

Да, узнал. Не так уж туп я.

Это — кожа, это — струпья

Моровой Проказы.

Там на Севере, седая,

И еще на Юге,

Спит Проказа мировая,

И скребется, восставая,

На Полярном круге.

Позевает, поскребется,

Налущит лохмотий,

Глянет, плюнет, и ругнется,

Туча на небе сберется,

Тут на повороте.

На углу ворот Полярных,

Ведьминому сказу

Послушал, в клубах парных

Накопила снов угарных,

Понесла заразу.

На зеленые поляны

Дунет, все повянет.

Заморозила туманы,

Бросит между трав изъяны,

Мертвый узел стянет.

И посыплет, и засеет,

С краю и до краю.

Цепенение навеет,

Заметелит, завладеет,

Брежу, засыпаю.

*

* 6

В западне я у врага.

Где же быть мне? Здесь в юрте?

В этой душной тесноте?

Или выйти на снега?

Как выходят на луга?

Там теснее в пустоте,

В безграничности того,

Что едино и мертво.

Я вольнее между стен,

Где хоть тени перемен,

Где хоть это для меня: —

Тихий треск и скок Огня.

На равнине я мертвец

В безграничности гробниц.

Где начало есть конец

В одноцветном без границ.

Там я в вольности — скелет,

Здесь я в тесности — живой.

Мной зажженный — дышит свет

В этой келье гробовой.

Только выйду, видно мне,

Что со мною никого.

Здесь же в жарком полусне

Оживает вещество.

Я подушку обниму,

Я с покрышкой говорю.

И шепчу я в полутьму

К неизвестному, ему.

Мне отрадней и вольней

Закрывать свои глаза,

Обращаясь мыслью к ней,

Чьи глаза как бирюза.