Все сошлись на том, что прорыв надо устроить ночью. Хотя американцы непрестанно освещали пространство у бухты прожекторами, все же можно было надеяться на успех. Мешало еще и то, что ночь выдалась лунной, но это было менее заметное, чем утреннее, освещение. Кроме того, американская эскадра не подготовлена к такому шагу. Бен настаивал на том, что корабли должны не следовать друг за другом, а кинуться врассыпную — так у них сразу возрастали шансы на успех, но начальство избрало свою стратегию. И вот все было решено, они только ждали следующей ночи, менее лунной, и удобного момента. Заняв свою позицию, Бен испытывал противоречивые чувства: он был удручен, поскольку считал план несостоятельным и неудачным, и в то же время какая-то внутренняя сила гнала его вперед — так хотелось бросить этот вызов и достичь Гаваны. Все стояли на боевой изготовке, как вдруг адмирал скомандовал об отбое.

— Отставить! Нас заметили! Огни на прибрежных высотах! Значит, они раскусили нас и теперь передают сигналы на другие корабли. Морской дьявол!

Посыпались ругательства и недоуменные возгласы. План провалился. Ночь не дала им возможности, зато наутро адмирал отдал дерзкий приказ начать прорыв сейчас. Первым из порта выдвинулся флагманский крейсер «Инфанта Мария Терезия», которым руководил адмирал Сервера и на котором должен был находиться Бен, но в последний момент его перевели на «Кристобаль Колон». Сейчас их корабль следовал за «Инфантой» на расстоянии около полумили. Стоявшие полукругом американские корабли, правда, в отсутствии Сэмпсона, двинулись им навстречу. Уже через десять минут американский корабль стал отвечать на стрельбу. Однако Бен, наблюдая за ходом дела с «Кристобаль Колон», был глубоко удивлен: похоже, их вылазка стала для американцев полной неожиданностью. Значит, ночью они ошиблись, приняв огни за предупредительные сигналы.

Испанская эскадра оторвалась от противника и вышла в открытое море. Бен снова увидел подтверждение своего предположения: американские суда не могли сразу броситься в погоню, поскольку находились под малыми парами, что лишний раз доказывало их неготовность, а значит, незнание их плана. Хотелось кусать локти из-за того, что они не рванули ночью, но все же Бен улыбнулся: возможно, если они осуществят свой план.

Однако радость была недолгой: как только они приблизились к другим судам противника, фортуна им изменила. Снаряды американцев попали в цель, задев два корабля, в том числе и крейсер Серверы. Бен взглянул в бинокль, и взор его затуманился от слез: деревянная палуба загорелась от взрыва. На «Альмиранте Охендо» тоже начался пожар. Вскоре они выбросились на берег. Американский «Бруклин», который долгое время вел бой в одиночку, прибыли поддержать другие корабли. Дело приняло серьезный оборот.

— Бен, надо поработать в машинном отделении, — крикнул Альберто, — Нам не хватает скорости! Всего десять узлов!

Как ни старалась команда, шансы на успех все уменьшались. Всех волновала судьба двух экипажей, выбросившихся на берег, а главное — Серверы. Вскоре узнали, что американские корабли и подоспевший к ним «Орегон» загнали и «Вискайю». У всех в головах звенела одна и та же мысль: «Лишь бы уйти», но преследователи не позволили этого. В течение получаса американская эскадра бомбардировала еще два испанских корабля, один из которых не дошел даже до берега и затонул в водах Атлантики. Остался один корабль — «Кристобаль Колон». Бен с яростью бросал уголь в котел, думая о том, что им нельзя погибнуть, нельзя ни в коем случае. Сервера таранил своим кораблем судно неприятеля, лишь бы отвлечь его и дать другим судам прорваться. Нельзя допустить, чтобы эта жертва оказалась напрасной. Артиллерийский огонь не доставал до них, и это не могло не радовать, но все же было боязно, особенно если учесть, что палуба деревянная, а значит, запылает, как щепка, если снаряд попадет в цель. Они еще так недалеко отошли от порта, а от эскадры осталась лишь одна единица. Это казалось невероятным. Бен представил, скольких человек они потеряли, и не мог поверить. Ведь еще только что все они были живы… Это сумасшествие не укладывалось в голове. Услышав, что расстояние между кораблями сократилось, матросы заработали еще усерднее, изо всех сил, но Бен понял, что это агония… И вдруг в «Кристобаль Колон» попал снаряд. Бен прыжком взобрался на палубу. Мачта загорелась, и казалось, она вот-вот рухнет.

— Надо дотянуть до берега! — закричал Бен, взявшись за штурвал вместо раненого капитана. — Рафаэль, держи курс на берег!

Юнга, молодой испуганный юноша, перехватил штурвал, а Бен тем временем разорвал рубашку и перетянул руку капитана повыше места, откуда хлестала кровь.

— Убирайтесь с кормы! — крикнул Бен, увидев тлеющую балку, но его крик слился с общим криком безумия.

Словно в замедленном действии начала падать балка, и Бен, чудом подоспев, оттолкнул моряка от верной смерти. Берег был уже близко, и Бен спрыгнул на мелководье. В пятидесяти милях к западу их корабль выбросился на берег. Все уцелевшие кинулись врассыпную, хотя и понимали, что бежать некуда и впереди ждет только плен. «Тут же кругом мины», — пронеслось в голове у Бена. Только он набрал в рот воздуха, чтобы криком предупредить об этом товарищей, как раздался взрыв.

— Стой! — прокричал Альберто, и вдруг его взметнуло в воздух.

Мина разорвалась недалеко от него. Окровавленное тело упало на землю и уже не шелохнулось.

— Не-е-е-т! — казалось, раздалось над всей Атлантикой.

Бен подбежал к другу, но тот был мертв. Ужас сковал его чувства и разум. Что-то беззвучно ударило в сердце. Бен схватился за голову, как вдруг оглушительным хлопком раздался второй взрыв и мощной волной Бена отбросило на несколько футов. На какую-то долю секунды ему показалось, что он сломал позвоночник, а может, от него вообще не осталось ни рук, ни ног. Кровь ударила в голову, в глазах потемнело. Казалось, тысячи сосудов лопнули в один миг. Бен попытался подняться, но тут же упал на колени. В ушах оглушительно звенело, в то же время он слышал в висках стук сердца. Бен закрыл руками уши и почувствовал на них что-то липкое. Кругом бежали люди и что-то кричали, но он не слышал ни звука, только ощущал какую-то пульсацию. Увидев на руках кровь, Бен поглядел на ноги: они были целы. Он покачнулся, и земля, вдруг завертевшись, оказалась у самых глаз. Резкая боль. Вдруг все почернело и окончательно стихло.

В один радостный день Кассандра ворвалась в комнату спящей сестры, резким движением открыла гардины, впустив в комнату дерзкие солнечные лучи, и затрясла Мариэль.

— Эй, проснись! Мариэль! Ты только посмотри, что я принесла!

Не понимая ничего, Мариэль уставилась на старшую сестру.

— Читай тут! — она ткнула пальцем в заголовок газеты. — США и Испания подписали мирный договор! Война закончилась!

Мариэль, такая милая спросонья, улыбнулась, и в ее улыбке слилось все: надежда, облегчение, радость.

— Это та самая война? — переспросила она, будто это не могло быть правдой.

— Конечно, Мариэль! Все закончилось!

— Боже! Касси, правда?!

— Да! Да!

Мариэль взяла газету и чуть не задушила сестру от радости.

— Наконец-то, наконец! Ах! Бен скоро вернется. Неужели я снова увижу его?! Снова буду счастлива?

Целый день Мариэль только и делала, что восторгалась этой невероятной новостью, которой пестрели заголовки многих газет. Возвращение солдат на родину уже осуществлялось, и все последующие дни Мариэль нетерпеливо ждала, что вот-вот увидит на горизонте знакомую фигуру. Но Бен не появлялся.

— Почему их роту задерживают? — возмущенно спрашивала Мариэль у родителей, но они лишь советовали набраться терпения.

Спустя неделю, в течение которой Бен так и не прибыл, Мариэль вместе с папой отправилась к мистеру Райнеру. Он тоже давно не получал от сына писем и боялся, как бы чего не случилось. Он уговаривал Мариэль не плакать, ведь прошло еще совсем немного времени, их могли не успеть перевезти. Порой возвращение домой затягивалось на несколько недель. Однако дни и недели проходили, многие солдаты вернулись, но Бена все не было… Что это означало, Мариэль прекрасно понимала, но не хотела даже подумать о возможности такого развития событий.

Когда в Бэнчизу пришла газету со списками погибших, Мариэль долго стояла как вкопанная, не в силах раскрыть ее. Все внутри похолодело, ноги задрожали. Набравшись мужества, она присела на ступень крыльца и медленно, боясь увидеть знакомые слова, читала каждую новую строчку с фамилиями несчастных. Она настолько страшилась увидеть в этом кровавом списке фамилию Бенджамина, что даже не подумала, что все эти имена — убитые люди, такие же солдаты, как и Бен, у которых тоже есть родные и любимые. Каждую прочтенную фамилию, что оставалась незнакомой, она провожала улыбкой, вздыхая с облегчением, что это не Бен. Осталась последняя фамилия и… Мариэль радостно вскочила, страстно перекрестившись.

— Значит, он в пути, — сказала вслух она и заметила, что за ее спиной уже стоят все обитатели Бэнчизы. — Бен скоро вернется! Мама, папа, Бен вернется!

Мариэль порывисто обняла отца и вдруг встретила встревоженный взгляд миссис О’Бэйл.

— Дорогая, — начала она, нервно проведя рукой по волосам, — Бен пропал без вести. Прочти на соседней странице.

Радость слетела с лица Мариэль, она торопливо раскрыла газету. «Пропавшие без вести», — печально гласил заголовок. Глаза сразу выхватили нужную строчку: «Бенджамин Райнер».

— О нет, нет, нет! Нет! — повторяла, как безумная, Мариэль. — Нет! Нет! Нет! Не может быть! Это ошибка! Верно, папочка?

— Родная, тише, тише! — сразу все кинулись к ней.

Мариэль задрала голову вверх, чтобы не дать слезам скатиться, но они предательски полились.

Звучали слова утешения, кто-то гладил Мариэль по голове, но она ничего не слышала, кроме себя самой:

— Но ведь ничего страшного, что они не посчитали Бена, он скорее отправился домой, его просто не внесли в список. Вот глупые, неужели они думают, что Бен будет ждать, пока его запишут, будто у него нет других дел! — и на смену слезам пришел отчаянный смех.

Все испуганно переглянулись. Только миссис О’Бэйл хотела послать за доктором, как Мариэль опередила ее:

— Думаете, мне нужен врач, да? Мне он не нужен! Я не сумасшедшая! И я держу себя в руках. Просто дайте мне побыть одной, умоляю вас! Мне не нужно сейчас сочувствие! Бен не погиб, все хорошо, он скоро вернется. И здесь не о чем говорить. Пожалуйста, ни слова об этом, — и Мариэль побежала, оставив родных в недоумении.

Стоит ли говорить, что испытывала Мариэль, сколько сил она приложила, чтобы убедить саму себя в том, что все уладится, чтобы поверить в то, что Бен жив? Она и правда верила, иначе давно бы уже отправилась за ним следом. Без него жизнь ей была не нужна.

Все с пониманием отнеслись к просьбе и не напоминали ни о чем. Имя Бена не звучало уже несколько дней, чего стены Бэнчизы давно не знали. С каждым днем веселость Мариэль все нарастала, и окружающие болезненно воспринимали это. Они догадывались, что Мариэль не сошла с ума, что это лишь ее своеобразный ответ страшным событиям. Она не могла смириться с утратой любимого и делала вид, что ничего не изменилось. Такая защитная реакция была по-детски нелепой и могла привести к страшным последствиям.

— Ты должна взглянуть правде в глаза, только тогда ты сможешь излечиться, — хотела сказать ей миссис О’Бэйл и не могла, зная, что это причинит ей боль. Надеяться на то, что Мариэль привыкнет и забудет Бена, тоже было нечего.

Миссис О’Бэйл полагала, что Мариэль будет каждый день лить слезы и зачахнет от горя, но все было совсем по-другому. Каждый день на протяжении почти двух недель Мариэль сидела у окна, что выходило на парадный вход, и под прикрытием рисования ожидала прихода Бена. Когда сумерки сгущались так, что уже ничего нельзя было разглядеть, она выносила на улицу фонари и сидела так еще часа два. Бен не приходил, и тогда она с выражением лица, вовсе не похожим на расстроенное, а каким-то глупо-умиротворенным, гасила свет и уходила к себе спать.

В один из таких вечеров миссис О’Бэйл сидела на диване, занявшись вязанием, и посматривала на дочь. Все это ее ужасно раздражало. Спицы дрожали в ее руках, внутри все закипало, и в этот раз она не справилась с собой и отмела прочь наказ мужа не травмировать Мариэль, растолковывая, что Бен не придет, сколько его ни жди.

— Мариэль!

— Да, мама?

— Господь с тобою, когда ты уже перестанешь?! Он уже не вернется! Зачем ты себя мучаешь?

— Конечно, вернется! Он обещал мне!

— Хо-хо! Обещал! Да мало ли чего он обещал! Что за бредни, дочка? Ты сильная, ты справишься с этим, только не живи иллюзиями, это во сто крат хуже и тяжелее.

— Он вернется, — так убедительно сказала Мариэль, будто вернуть Бена было в ее власти.

Миссис О’Бэйл думала, что истерика будет у ее дочери, но получилось так, что ей самой понадобились успокаивающие капли.

— Я ничего не могу с ней поделать, — делилась она с мужем своими переживаниями, — все без толку. Она верит, что он придет.

— Может, он и вправду придет… — вздохнул мистер О’Бэйл, погасив на ночь свет. — Завтра покажет.

Бен очнулся и открыл глаза. Размытая картинка вскоре стала более четкой, хотя все вертелось в легком хороводе. Бен обнаружил себя в небольшом помещении, где было две кровати, на одной из которых лежал он. Здесь было много непонятной аппаратуры, колбочек и ампул. Дернувшись, Бен осознал, что связан. В мозгу стоял страшный гул, к горлу подступала тошнота, и все тело ужасно ныло. Бен попытался вспомнить, что произошло и где он находится, но не смог. Последнее, что он помнил, это разговор в каюте капитана о предстоящем прорыве.

Внезапно у двери послышались шаги, и дверь распахнулась. На пороге появилась полная женщина, облаченная в белый халат.

— О! — воскликнула она. — Вы очнулись.

— Кто вы? Что я здесь делаю?

— Успокойтесь, вам нельзя нервничать, а тем более разговаривать. Я сейчас позову доктора Ховарда.

Спустя минуту она вернулась в сопровождении какого-то старика-медика.

— Не волнуйтесь, — начал он, приблизившись к койке, — вы в безопасности. Это подпольный госпиталь.

— Что случилось?

— Мы думали, вы уже не очнетесь. Две недели назад вас подобрали мои санитары. Ваш корабль выбросился на берег, и весь ваш отряд постигла злая судьба: кто подорвался на минах, а кого-то взяли в плен. Вероятно, вам удалось ползком добраться до какого-то кустарника, листья которого спрятали вас от неприятеля. А ночью вас нашли.

— Какое сегодня число?

— 6 августа.

— А год?

— Девяноста восьмой.

— Вы испанцы?

— Нет, мой друг. Но мы и не американцы.

— Значит, вы на стороне кубинских повстанцев?

— Нет, нет, — засмеялся этот человек, — скажем так: мы нейтральны.

Бен, насторожившись, покосился на него.

— Мы помогаем раненым, только и всего.

— Почему я связан?

— Думаю, в ремнях больше нет необходимости. Берта, развяжите его.

— Да, профессор.

Женщина ослабила ремни.

— Мы же не знали, как вы себя поведете. Вчера вы на пару минут пришли в сознание и страшно кричали и чуть не вырвали на себе волосы; пришлось вас связать. Видите ли, дружище, — продолжал профессор, — у вас контузия средней тяжести, но благодаря инъекциям вы себя чувствуете значительно лучше.

— Каким инъекциям?

— Неважно. Мне нужно проверить вашу память. Вы помните, что с вами было до попадания сюда? Как ваше имя?

— Бен Райнер. Я испанский солдат. Мой взвод находился в Сантьяго.

— Но как вы здесь оказались?

— Я не знаю. Не помню.

— Вы плыли на корабле. Помните, как погружались на него?

— Нет.

— А бой? Вражеские корабли подбили вас, помните?

— Нет. Я… я не знаю, что случилось. Мы только обговорили план побега, а затем я проснулся в этой комнате. Какое сегодня число?

— 6 августа.

— А год?

— Тысяча восемьсот девяносто восьмой. Вы уже спрашивали. У вас легкая ретроградная амнезия, но зрение и слух особо не пострадали. Речь тоже в норме. Вам чертовски повезло. Однако последствия все равно могут быть ужасными. Я проверю ваш пульс и дыхание.

— Сколько здесь раненых?

— Девять человек.

— Я должен вернуться на фронт.

— Господь с вами! — воскликнул доктор.

Бен сделал усилие, чтоб приподняться, но профессор удержал его рукой. Бенджамин был еще слишком слаб, чтобы сопротивляться.

— Не делайте глупостей. Повсюду снуют американские солдаты. Вас уничтожат.

— Мне надо воевать! Пустите!

— Вы становитесь раздражительным, это последствия контузии.

— Плевать я хотел на вашу ученость. Не трогайте меня.

— Берта, застегни ремни.

— Что? Да как вы смеете?

Бен отчаянно сопротивлялся, но вдвоем эти люди связали его и опять включили странный аппарат.

— Подай мой чемодан, Берта.

Профессор приблизился, и внезапно Бен почувствовал боль в плече и заметил блеснувшую иглу. Последнее, что увидел Бенджамин, это как эти двое быстро удалились из комнаты, закрыв ее на ключ, а потом все расплылось в причудливых красках и во всем теле стало невероятно горячо…

Проснулся Бен уже на рассвете, со страшным гулом в голове и тошнотворной слабостью. В комнату вошла женщина в халате, и события ее последнего визита живо всплыли в памяти Бена.

— Что вы со мной сделали? — вяло проговорил он.

— Вы меня помните? — удивилась она.

— Да.

— Профессор Ховард вколол вам… снотворное. У вас был бред ночью. Вы не помните, мы уже здоровались с вами? Вы все твердили какое-то имя.

— Имя?

— Да, кажется, Мари-Энн.

— Мариэль!

— Может быть.

Бен вспомнил Мариэль, и вся жизнь по кусочкам всплыла в его памяти. Однако он так и не смог вспомнить, как оказался в этом месте.

— Где мои письма?

— Какие?

— Моя форма, где она?

— Она была в крови, и я выстирала ее.

— Как?

— Но там ничего не было, уверяю вас.

— Письма лежали во внутреннем кармане, я отлично это помню.

— Возможно, санитары сняли все содержимое. Я пойду спрошу, а вы лежите. Вам нельзя двигаться.

— Спасибо.

Через десять минут хозяйка вернулась и протянула небольшую пачку конвертов. Бен плохо видел, что на них написано, но все же ему удалось разобрать: два письма от Альберто Агьерро. Бен вспомнил тот вечер, когда друг просил его передать эти конверты. Вдруг в памяти всплыло его лицо, искаженное криком, а затем — взрыв. «О нет, — прошептал Бен, — он погиб… Альберто погиб!» Эта мысль никак не укладывалась в голове.

Бен спрятал эти два конверта под матрац и взял в руки письма Мариэль. Ужас сковал его чувства: «Ведь Мариэль не знает, что со мной. Она может подумать, что я погиб, так же как Альберто. О милая, что с тобой станет!» Бен ругал себя, что ушел на войну. Мариэль была права. И хотя разлука не убила их, и каким-то чудом он остался в живых, но что будет дальше? Как ему вернуться на родину? Когда окончится война? Эти вопросы причиняли ему жуткую боль.

— О нет, я должен вернуться.

— Опять вы за свое! Поправьтесь сначала, а потом поговорим о вашем возвращении в ряды солдат.

— Мне нужно узнать об обстановке. Идет война! Что происходит там, за этими стенами?

— Боюсь, испанцы, оставшись без флота, скоро проиграют войну. Вы говорили, что прибыли из Сантьяго? Так вот, город сдался.

— Не может быть!

— Может! Американский десант сделал высадку. На Филиппинах у испанцев тоже не все гладко. А что до Кубы, то теперь даже с местными повстанцами испанская армия не в силах справиться.

— Потому что ее бойцы лежат на койках, вместо того чтобы воевать! Прошу вас, Берта, расстегните ремни.

— Ни за что, — рассмеялась она, — мне еще дорога своя голова. Доктор Ховард не велел мне.

— Но ведь вы не все делаете по его указанию.

— Ошибаетесь, все! И если вы не выбросите из головы свои глупые идеи, я позову его!

— Мне нужно вернуться! Я почти оправился. Я должен идти воевать!

— Это ни к чему. И без вас обойдутся.

— Выпустите меня!

— Ни за что!

Бен начал вырываться, раскачиваясь на кровати и пытаясь вырвать ремни. Началась суматоха. Бен кричал и угрожал, отпихивал ногами подоспевших санитаров. На него налетело сразу пять человек, и перед его взором опять предстал шприц.

— Нет! — закричал он. — Не смейте колоть мне эту гадость! Отпустите меня!

Два санитара держали его голову, а профессор Ховард туго завязал ему глаза. Стало невыносимо страшно. В голове Бена пронеслась пугающая мысль, что эти люди — не те, за кого себя выдают. Бен не понимал, что они делают с ним. Внезапно его губ коснулась чья-то рука. Он плотно зажал рот, но после мучительной борьбы его зубы насильно раздвинули и влили какую-то жидкость. Бен кричал изо всех сил и звал на помощь, но вдруг ему стало трудно дышать, и он потерял сознание.

Проснувшись, он убедился в своих подозрениях: люди, выдававшие себя за военно-полевых врачей, обернулись его врагами. Они не отвечали на его вопросы, лишь заходили, чтобы принести еду и вколоть порцию какого-то лекарства. Однажды ему вкололи довольно мало, и сквозь дрему он отдаленно слышал их голоса и видел пятнами их силуэты. Они маячили над ним и о чем-то переговаривались. Так продолжалось каждый день, хотя Бен уже не мог отличать дни друг от друга: все спуталось в его сознании. Однако хуже всего было то, что с каждым новым визитом «врачей» Бен все меньше понимал, что происходит. Он видел какие-то абстрактные картины, цвета, которые сменяли друг друга и струились фонтаном, слышал протяжный писк в своем мозгу, а потом все затихало в приятной безмятежности и наступало время холодной апатии.

Однажды к нему в комнату кто-то резво вбежал, отключил все аппараты и покинул помещение. При этом из-за двери доносилось много голосов. Казалось, все они спешили куда-то. Бену показалось, что он чувствует запах дыма, и он подумал, что, возможно, начался пожар и его теперь оставят здесь, но когда он проснулся, то понял, что настало утро, а он не сгорел. На сей раз он чувствовал себя гораздо лучше и память его была яснее. Он закричал пару раз, но никто не появился. Только он собрался крикнуть снова, как раздался шорох; повернув голову на шум, Бен заметил человека на соседней койке. Похоже, парень проснулся от крика и теперь пытался вспомнить, что он здесь делает. Попытавшись подняться, он обнаружил, что связан. Бен видел, как тугие ремни впились в его тело.

— Эй! — позвал Бен и почувствовал, как ему тяжело даже ворочать языком. — Ты связан.

Ужас пробежал в глазах незнакомца. Он сказал что-то на испанском, но Бен покачал головой, давая понять, что не говорит на этом языке.

— Кто ты? — спросил Бен.

Незнакомец с полминуты подумал, словно восполняя в памяти пробелы, а затем постепенно проговорил на ломаном английском:

— Я сбежал из концлагеря и наткнулся на этот бункер. Я хотел спрятаться, но меня поймали. Ночью. Я помню, как меня тащили по сырому подвалу, надев на голову мешок. Что это за место?

— Так это бункер? Выходит, под землей?

— Да. Кто эти люди?

— Они ставят надо мной опыты.

— Как ты здесь оказался?

— Кажется, меня подобрали раненого.

— Чертова война… Ты на стороне испанцев?

— Да.

— А почему не говоришь по-испански?

— Я не знаю.

— Брат! Эти мерзавцы держат в концлагерях множество наших людей! Я видел пытки. Но мне чудом удалось сбежать!

— Здесь тоже пытки.

— Что им нужно?

— Не знаю. Насколько я понял, они колют мне что-то психотропное. Возможно, опий или морфин.

— На Кубе много этой чертовщины.

— Да. Они превратят нас в овощи, высосут память, уничтожат сознание. В первый день они сказали мне, что это госпиталь.

— Сколько здесь людей?

— Я видел шестерых: доктор, его помощница, два санитара и кто-то еще. И кажется, в какую-то ночь, если это только был не сон, меня вели куда-то, и я видел одного парня… Точнее, живой труп. Его словно отрыли из могилы. Он сидел на полу у стены, вздрагивал и мычал, как раненая корова.

— Еще один их пациент?

— Да. Они хотят убить нас, медленно, изощренными научными способами.

— Я не позволю им убить себя!

— Сегодня что-то случилось. Они убежали куда-то, даже не вколов мне порцию лекарства. Однажды я слышал, как они говорили о каком-то новом продукте в науке, который позволяет стирать память и заполнять ее другой информацией. В последнее время я уже ничего не понимал, и только сейчас, словно протрезвев, я осознаю, что я на пути к превращению в того парня из коридора. Если они будут колоть мне эту гадость постоянно, вскоре я стану таким, как он.

— Черт! Надо скорее убираться отсюда! Мы должны сбежать. Что-то ведь можно сделать?

— Мы связаны, и поблизости нет ни одного предмета, который мог бы нам помочь.

— Из ремней невозможно высвободиться?

— Я занимался этим два дня, но ничего не смог сделать. Дотянуться друг до друга мы тоже не сможем.

— Но ведь они отстегивают ремни хоть иногда?

— Когда вкалывают лекарство, но в этот момент ты уже не можешь сопротивляться.

— Значит, надо заставить отстегнуть их хитростью.

Бен усмехнулся:

— Я думал об одном способе.

Бен и его новый товарищ по несчастью условились, чтобы Эдмундо притворялся находящимся без сознания. Спустя два дня, как только представилась возможность, они привели в исполнение свой план.

— Эй! Э-э-эй! — кричал Бенджамин. — Сюда!

Через какое-то время вбежала запыхавшаяся хозяйка и поморщилась от неприятного запаха.

— В чем дело?

— Поменяйте этому молодцу простыни. Здесь невозможно дышать!

— И правда! Что ж, пожалуй, ты прав. Я позову санитара.

На шее у хозяйки висел какой-то ключ, возможно, от двери в бункер. Бен приметил его и задумался, как действовать, если придется ударить по голове эту женщину.

Вошедший санитар, какой-то плебей лет тридцати, а может, и сорока уставился на хозяйку.

— Расстегни ремни и помоги мне сменить матрац под этим мужланом!

— Но ведь надо сначала сделать ему укол.

— Делай, что тебе велят, негодяй! Не видишь, он без сознания?! Чем он тебе помешает?

Санитар осторожно расстегнул нижний ремень и покосился на Эдмундо.

— Ну, живо! Пошевеливайся! — крикнула хозяйка. — Или не сносить тебе твоей кубинской башки!

Он расстегнул и второй ремень и только хотел перекатить его на пол, как Эдмундо резко вскочил и неожиданно напал на кубинца, с одного удара свалив его на пол. Хозяйка закричала и кинулась бежать. Эдмундо едва успел кинуться к двери, чтоб не позволить закрыть ее. Берта нажала какую-то кнопку, и резко завыла сирена. Обозлившись, Эдмундо бесцеремонно швырнул хозяйку на бетонный пол. Послышался топот нескольких человек и крики, призывавшие заблокировать выход.

— Эй! — крикнул Бен.

— Я вернусь за тобой!

— Нет! Постой!

Эдмундо убежал, а через каких-то пять-семь секунд мимо пронеслась толпа «ученых». Они погнались за беглецом, и Бен с тоской подумал, что вряд ли Эдмундо удастся убежать, а еще о том, что вряд ли он вернется за ним. Мысли о том, чтобы вырваться отсюда, были прерваны появлением знакомого профессора. Лицо его выражало крайнюю злобу. Размахнувшись чемоданом, он ударил Бена в живот. Бен вскрикнул от резкой боли, которая усугублялась еще и подлостью человека, учинившего этот мерзкий поступок. Он с ненавистью посмотрел на врага, как вдруг тот всадил ему в руку иглу.

Бен кричал и проклинал его, но это ничего не изменило. Вскоре его комнату закрыли, оставив наедине с его страхами, и он погрузился в болезненную дрему.

Берта вышла из помещения, где находился Бенджамин.

— Он по-прежнему не узнает меня, — сказала она профессору.

— Только не разговаривай с ним.

— Нет, нет. Он все время молчит.

— Тем лучше для нас. Вскоре мы сможем приступить ко второй части нашего исследования. Но я все еще опасаюсь, как бы нам кто не помешал. Тот парень, что сбежал, вполне может привести сюда кого-нибудь. Меня даже по ночам мучают кошмары.

— А вам не кажется, мой дорогой, что он бы уже привел кого-то, если б мог? За две-то недели можно было подготовиться! Нет, эти страхи естественны, но, поверьте, он ни под каким предлогом не захочет возвращаться сюда!

— Будем надеяться! А то нам даже нечем усилить охрану…

— Все будет хорошо! — она обвила своими грузными руками тощую шею профессора. — А как насчет небольшого отдыха, а?

— Не сейчас, — высвободился он и зашагал к себе.

— Подлец! — глядя в спину любовнику, процедила хозяйка.

Бен сидел на кровати и, уставившись на свои руки, ни о чем не думал. Сказывалось действие опия, который кололи ему ежедневно. Не было ни воспоминаний, ни грез, ни горя, ни счастья — только эта комната и состояние полного покоя и освобождения.

Тем временем Берта, сунув ключи от комнаты в карман, поднялась по лестнице и тихонько открыла люк бункера. Ей хотелось подышать свежим воздухом, которого она не чувствовала уже более недели. Все это начинало ее понемногу раздражать: и профессор, который отказывался от ее милостей и уже целый месяц не давал ей денег, и эти солдаты, которых доводили до сумасшествия, и болезненная атмосфера. На улице было значительно жарче, чем в бункере, и все же находиться в естественной среде было куда приятнее, чем в замкнутом пространстве унылого подземелья. Внезапно до ее слуха донесся какой-то звук из-за кустов. Она вгляделась в густую темноту, но ничего не увидела. Шорох повторился.

— Кто здесь?

Только она хотела вернуться назад, как из кустов раздалось:

— Стоять! Я пристрелю твою тушу, если ты дернешься.

Берта побелела от ужаса и встала как вкопанная, подняв руки. Из кустов вышло четверо вооруженных солдат, в одном из которых Берта узнала сбежавшего Эдмундо. Он приставил нож к горлу хозяйки.

— Смотри, чтоб ни звука от тебя не было. Иначе… — он нажал кинжалом на ее горло. — Сколько человек в бункере?

— Трое, — сообразив, шепнула она.

— Лжешь, собака. Ты забыла про санитаров.

— Они… ушли за новыми солдатами.

Эдмундо сделал знак товарищам, предупреждавший о том, что она врет. Он обшарил ее карманы и нашел связку ключей.

— От чего они?

— От камер.

— Ричи, держи ее на прицеле! — сказал по-испански Эдмундо. — Том, Француз, за мной.

Трое спустилось в бункер, а Берта осталась стоять под дулом пистолета, пытаясь предугадать дальнейшие события этой ночи.

В коридоре бункера было темно и пустынно. Из дальних комнат слышались приглушенные звуки, тускло горел фонарь. Эдмундо указал жестом на комнату, в которой недавно он и сам находился в связанном состоянии. Он увидел Бена, который никак не отреагировал на их появление.

— Похоже, он под действием опиума. Его надо вытащить как можно скорее. Давай, Француз!

Пока Эдмундо стоял на страже, его товарищ, большой, крепкий парень, расстегнул ремень и, взвалив Бена на плечо, направился к выходу.

Заглядывая в решетчатые окна, Эдмундо видел, что камеры пусты, и лишь в одной на полу, скорчившись, лежал какой-то человек.

— Мы не можем оставить его здесь. Подбери ключ. Я прикрою! — Эдмундо повернул голову в конец коридора, опасаясь, как бы их не услышали в эту минуту.

Он подозревал, что в той комнате как раз и находится профессор, главарь этой безумной банды. Предательски скрипнула дверь, и они застыли, насторожившись.

— Берта, это ты? — раздалось из освещенной комнаты.

Последовало молчание, и все услышали звук отодвигающегося стула. Профессор только высунулся из комнаты, как на него обрушился удар прикладом, мгновенно отключивший его. Они связали его и закрыли в надежной темнице — как раз в той, где пару минут назад лежал истерзанный им пленник. Впрочем, Эдмундо подумывал, что было бы лучше совсем прикончить профессора. Двигаясь дальше по коридору, солдаты услышали отдаленный разговор нескольких человек.

— Сколько их там? — спросил Том.

— Я слышу три разных голоса.

— Или четыре?

Эдмундо прислушался, закрыв глаза.

— Нет, все же три.

— Позвать Француза, или мы справимся?

— Нет, Француз пригодится наверху. Готов?

— Да.

— Всем стоять! — Эдмундо ворвался в комнату, где, к своему удивлению, обнаружил целых пять человек!

Двое из них не растерялись и, резко вытащив оружие, стрельнули по незваным гостям.

Пули пролетели между ними. Машинально Эдмундо ответил на огонь, повалив двух человек. Том ранил еще одного. Остальные в панике закричали, моля о пощаде.

— Тихо! Тихо! — Эдмундо приказал Тому остановиться.

Три человека, подняв руки, упали на колени. Оружия у них при себе, к счастью, не оказалось. Их связали и также закрыли в разных комнатах. Та же участь постигла и Берту. Вскоре освободили и последнего узника этих ужасных людей, выдававших себя за ученых. Бедняга совсем ничего не понимал, и по тому, как он выглядел, можно было смело утверждать, что он остановился в полушаге от могилы. В одной из подпольных комнат были найдены бумаги с результатами опытов и анализом поведения пациентов после каждого приема опиума. Эдмундо сложил все в одну папку и взял ее с собой. Напоследок он посетил комнату, где лежал сам. Обшарив ее, он нашел только два письма под матрацем Бена. Плотно закрыв бункер, Эдмундо распорядился дальше:

— Томми, тебе задание — донести все это до полиции. Возьми папку с уликами. Надеюсь, эти гады доживут до своего суда. Хотя я не расстроюсь, если они сгниют здесь.

Затем он вручил каждому небольшой, но увесистый мешочек.

— Вот, как и договаривались. Благодарю вас, джентльмены. Вы здорово помогли мне.

Эдмундо наклонился к сидящему на земле Бену.

— Эй, приятель. Ты помнишь меня? Я вернулся за тобой, как и обещал. Эй! Он плохо реагирует, мне это не нравится. Когда я сбежал, эти мерзавцы, видимо, довольно сильно накачали его гадостью.

— Что теперь с ним будет? — спросил Том.

— Не знаю, приятель. Врачи говорят, что память может вернуться, а может и нет. Главное, поместить его в нормальную обстановку. Насколько я понял, у него сначала была контузия, потом нервное потрясение, затем опий. Это все в целом сильно повлияло на него. Он даже меня не узнает, хотя мы с ним виделись не так давно.

— Ты возьмешь его в Испанию?

— Да, на конвертах, что лежали под его матрацем, значатся два адреса. Привезу его домой, а там уж, надеюсь, о нем позаботятся. Хорошо, что война закончилась, иначе мы бы не смогли покинуть остров.

Эдмундо вновь нагнулся к Бену и заглянул в его глаза, которые сделались стеклянными.

— Альберто! Ты слышишь меня? Мы едем домой!

— Альберто умер, — медленно проговорил Бен.

— Он заговорил! — обрадовался Эдмундо. — Вы слышали? Нет, голубчик, ты не умер, ты жив! И скажи спасибо этим отчаянным головорезам!

Бен замотал головой в стороны и зажмурился. Он почувствовал, как его кто-то взял на руки, а потом все закружилось, и он забылся.

Очнулся он уже в каком-то помещении. Над ним возился доктор. «Нет!» — закричал он и, резко вскочив, удивился, что не связан. Вбежал Эдмундо.

— Тише, тише! Альберто, это мы, твои друзья. Мы вытащили тебя из бункера, понимаешь? Тех людей больше нет! Мы плывем домой!

— Где я? — Бен был очень слаб и еле держался на ногах.

— Присядь. Это корабль «Анабелла». Мы плывем в Испанию, домой! Ты помнишь свой дом?

Бен молчал.

— Дайте ему воды!

Доктор подал стакан. Так как Бен больше не разговаривал, Эдмундо спросил у врача, как он.

— Я пока не могу сделать прогноз о его полном восстановлении. Яд еще не выветрился из его организма. Ему нужен уход, постельный режим, хорошее питание. И еще ему нужен кто-то, кто поможет вспомнить ему его жизнь.

— О, тут я бессилен. Я пробыл с ним всего пару дней, и он почти ничего не успел рассказать о себе. Знаете, нам было не до разговоров, мы пытались найти план спасения. Однако сейчас я жалею, что не спросил ничего — тогда он еще был в здравом уме, а сейчас на него страшно смотреть. Однако я нашел его письма. Он, должно быть, из Испании. Надеюсь, мы найдем его родных.

В течение целых трех недель Бен находился в госпитале портового городка Кадиса и с помощью врачей приходил в норму. Теперь съеденная пища не покидала его, сон стал более равномерным и фиксированным, мысли прояснились. Эдмундо решил, что можно двигаться дальше: товарища нужно довезти в Кордову, а сам он отправлялся в Мадрид, однако случилось кое-что, что помешало его планам. Как обычно, посетив трактир после полудня, Эдмундо пришел навестить Бена. Однако в тот день он еще плохо говорил и путался в мыслях.

— Послушай, дружок, мне надо уехать на время, я тебя довезу до места, но потом мы тут же расстанемся. Но когда я вернусь, то хотел бы застать тебя на месте. Я плыву в Алжир. Там кое-какие беспорядки, и хотя я жутко устал от войны, я не могу сидеть здесь без дела, мне надо постоянно находиться в гуще военных и политических событий, в эпицентре. Такой уж я человек. Я познакомился тут, в Кадисе, с одной хорошенькой девушкой и позвал ее с собой в Мадрид. Хотя зачем она мне там? В Мадриде полно и своих хорошеньких девушек. Однако она все же прелестна. Но видишь ли, какая штука, мне придется ее покинуть, раз я выбрал Алжир, но я не расстраиваюсь. Но я расстроюсь, если не найду тебя. Вот, возьми мою карточку. Если мы с тобой разминемся, ты всегда сможешь узнать обо мне в столице. Черт, я и не знаю, с чего это я так к тебе привязался. Да ты и разговаривать-то толком не можешь. Может, я чувствую за собой вину, что не отстегнул тогда твои ремни? Глупости! Они бы схватили нас обоих, и тогда шансов на выживание не было бы вообще. Будь ты в норме, я бы уговорил тебя поехать со мной в Алжир. Мне кажется, ты хороший солдат. Где именно ты воевал на Кубе?

После долгой паузы Бен, поняв суть вопроса, вымолвил:

— На севере, а затем… затем в Сантьяго! — и просиял от радости, поняв, что начинает вспоминать что-то.

— Отлично! У нас уже завязывается диалог. Надеюсь, когда я вернусь, ты вспомнишь всю свою биографию. Однако почему ты все время говоришь по-английски?

— Я не знаю.

— Может, ты не испанец? Хм, это все странно. Случайно, ты не итальянец? Знаешь итальянский?

Бен по-английски ответил, что нет.

— Это очень странно, дружок, что ты забыл родную речь. Надо бы спросить у доктора, что это значит. Может, ты долгое время жил в Англии?

— Я не знаю.

— Да, память у тебя ни к черту.

— Да, зато я жив. Ты спас меня. Спасибо!

— Я рад, что мне удалось тебя спасти. К сожалению, еще один мученик этой подпольной шайки не доехал до Кадиса. Он скончался на корабле. Страшно подумать, до чего они довели его. Том отправит мне телеграмму о судьбе этих злодеев. Я это так не оставлю, будь уверен!

— Как твое имя?

— Эдмундо. Ты не помнишь? Эдмундо Гомес.

— А что война?

— Война закончилась! Испания потерпела позорное поражение. Поэтому я не могу здесь оставаться, мне нужно реабилитироваться.

— Зачем ты снова идешь в этот ад?

— Ничего, в Алжире нет войны, там просто беспорядки. Мне нужно туда.

— В Алжире… — протянул Бен. — А где мы сейчас?

— В Испании! Дома!

— Дома? — Бен напрягся. — Я не помню моего дома.

— Мы сейчас же туда выезжаем! На твоем письме указано, что ты из Кордовы.

Бен ничего не помнил, и ему ничего не оставалось, кроме как покориться новому другу, оказавшемуся столь любезным, что он до самого последнего момента заботился о нем. Бен еще раз спросил, не встречались ли они раньше, и удивлялся, узнав, что они познакомились пару недель назад и что их свел вместе несчастный случай на войне. Врач из Кадиса велел Бену не засыпать, чтобы его сознание работало лучше, но, как ни старался Эдмундо расшевелить товарища, тот уснул.

К вечеру они прибыли на место. Бен очнулся от сна, но долго не приходил в себя. Эдмундо вывел его под руки и постучал в домик, куда привезли их по адресу на письме. Никто не отвечал, и было видно, что в доме никто не живет. Посадив Бена на крыльцо, Эдмундо направился к единственному дому по соседству.

— Кто там? — раздался недовольный голос из-за двери в ответ на призыв впустить гостей.

— Прошу прощения! — прокричал Эдмундо как можно любезнее. — Скажите, пожалуйста, отчего нам не открывают в соседнем доме? Там проживает донна Агьерро?

— Как же ей вам открыть, коли донна Агьерро давно уж померла, не дождавшись сына с войны.

Эдмундо, выругавшись, схватился за голову.

— А разве в доме больше никого нет?

— Ты хочешь ограбить его, жалкий негодяй? Я тебе покажу! Меня просто так не проведешь. Сейчас спущу своих псов!

— Да что вы! Я не грабитель! Я привез сына донны Агьерро, Альберто!

— Ну, враль! Ее сын погиб в бою в Сантьяго, даже я это знаю! Пошел вон отсюда, грабитель, а не то я вызову полицию!

— Дивно! — Эдмундо был вне себя от этого любезного приема. — Вот как встречает меня родина, которую я защищал! И ради таких людей я рисковал своей бесценной жизнью! Нет, это возмутительно!

Вернувшись к Бену, он усадил его в повозку и велел кучеру ехать по второму адресу. Несмотря на темноту, кучеру как-то удалось найти нужный дом. Он был неподалеку от мечети и в более людном месте, нежели первый. Эдмундо спешил на корабль, а потому предпочел особо не церемониться: та старуха и так отняла у него много времени и нервов. Он настойчиво и без стеснения постучал в дверь. Потом еще. На балконе показалась испуганная женщина, на ходу завернувшаяся в восточный халат.

— Хей! — крикнула она. — Что вам нужно? Кто вы?

— Вы госпожа Эстела Санчес?

— Да, это я.

— Извините, любезная, но вам придется нарушить свой покой и открыть дверь.

— Что?

— Нет времени на объяснения! Видите человека? — Эдмундо указал на Бена. — Это тот, который любит вас больше всего на свете, и он чудом выжил, лишь чтобы вернуться к вам. Его чуть не убили, и теперь вы должны позаботиться о нем. Это Альберто Агьерро.

Даже под покровом ночи Эдмундо заметил, как дама всплеснула руками и застыла в удивлении.

— Что вы сказали?

— Открывайте скорее! — это было сказано таким тоном, которому трудно было не покориться.

Щелкнула задвижка, и Эдмундо, довольный, что добился своего, ввел Бена в дом, уложив на диван. Женщина испуганно металась по комнате, боясь, что незнакомец нападет на нее.

— Не бойтесь, я Вас не трону. Я солдат испанской армии, а не какой-нибудь проходимец! Да и вообще мне надо бежать на корабль, так что я вас уже покидаю. Будьте аккуратнее с ним, его накачали ядом, мы сбежали из подполья, в общем, долгая история! Я вам расскажу, как вернусь. До свидания.

— Постойте! Вы же не можете так просто уйти!

— А в чем дело?

— Вы врываетесь ко мне домой, кладете на диван чужого мужчину, которого я всегда избегала, и убегаете?

— Мне, правда, пора. Я бы поболтал с вами, но спешу. Вот письмо, возможно, оно прояснит вам что-то. Я и сам этого парня особо не знаю, мы попали в плен во время войны на Кубе, а потом сбежали. У него почти полностью стерта память. Мы нашли вас только благодаря конверту с письмом. Ведь вы знаете Альберто?

— Кажется, он был влюблен в меня.

— Его мать умерла. Кроме вас, у него никого нет. Пожалуйста, позаботьтесь о нем хотя бы до моего приезда. Я вас найду. Вот моя карточка.

Женщина зажгла свечу и вскрикнула в ужасе.

— Что такое? — испугался Эдмундо.

— Но это не Альберто Агьерро!

— То есть как? А кто?

— Вы у меня спрашиваете?

— Я ничего не понимаю.

— Я сейчас вызову полицию. Вы решили убить меня, да?

— Нет, нет, что вы. Альберто, очнись! — Эдмундо растряс Бена, и тот очнулся.

— Эдмундо?

— Да! Это я! — ответил он по-английски, радостно просияв. — Альберто, ты слышишь меня? Альберто!

— Почему ты зовешь Альберто? Он умер.

— Опять ты за свое! Ты жив!

— Я — да, а Альберто мертв.

— А как тогда твое имя? — Эдмундо и сам был уже не на шутку испуган.

— Бен.

— Он Бен, — иронично усмехнувшись, обратился к женщине Эдмундо. — Вот что значит не спросить у человека имени. В армии нет имен, а одни позывные, а выходит, это так важно! Но кто тогда Альберто?

— Какой же вы недалекий! — уколола женщина. — Его сослуживец. Альберто оставил мне письмо… Он говорит о своей любви, «которая никогда не узнает счастья взаимности». Неужели он, и правда, погиб? Это ужасно…

— На войне много кто погиб.

— Он писал это, зная, что умрет.

— Так многие делали. Вы плачете? Вы тоже его любили?

— О нет. Я не любила его. И никогда бы не смогла полюбить. Но разве я виновата в том? Однако мне искренне жаль его.

— Очень сочувствую.

— Стойте! Куда вы? Вы забыли забрать этого господина!

— Извините, но ему придется пожить у вас.

— Нет! Да как вы смеете?

— До свидания!

— Это какая-то комедия! Я не понимаю! Как может другой человек, абсолютно чужой, которого я впервые вижу, обрушиться как снег на голову?! Ну уж нет, я не позволю поломать мою жизнь!

Эдмундо убежал, а женщина, разразившись нервным смешком, упала в плетеное кресло. Потом она резко вскочила и, подняв за локоть Бена, начала выталкивать его из квартиры.

— Простите, леди, у меня так кружится голова.

Она ответила что-то по-испански, из чего Бен ничего не понял, указывала на ступеньки и на лампу на веранде. И усадив Бена на крыльцо, женщина закрыла дверь.

Бенджамину было все равно, где находиться — тут, там, какая разница? В его голове было пусто, как в разбитой бутылке, но ему было страшно жить без прошлого. Он вспомнил Альберто, своего друга, значит, все же у него была какая-то жизнь до этого.

Спустя пять минут испанка появилась на балконе и взглянула на незваного гостя: он сидел в той же позе, в какую она его посадила, и теребил в руках травинку. Вскоре входная дверь раскрылась. Она снова что-то пролепетала и, увидев, что Бен не понял, объяснила жестами.

— Почему я не сплю? — так же жестами уточнил Бен, догадавшись, о чем она говорит.

Она кивнула. Бен засмеялся, разведя руками:

— Как уж тут уснуть?!

Испанка скорчила забавную гримасу и, взяв Бена за руку, потащила его в дом. Она указала на диван и протянула ему плед. «Похоже, она разрешила мне остаться здесь», — подумал Бен.

— Muchas gracias! — поблагодарил Бен, вспомнив одну из немногих фраз, которые он знал по-испански.

Девушка просияла. Указав на себя, она проговорила:

— Эстела.

— Это ваше имя?

Она кивнула, проговорив: «Бен. Эстела».

Наутро Эстела спустилась вниз и, вспомнив события ночи, задумалась, что теперь делать дальше. Она глядела на спящего Бена и улыбалась, удивляясь сама себе, почему она не выгнала этого незнакомца. Она находила его чертовски красивым — сейчас, при свете солнца, он был еще прекраснее, — и в то же время в нем не было той спеси, которая обычно наблюдается у симпатичных мужчин, которые осознают, что они красивы, и пользуются этим. Эстела приготовила завтрак и ждала, когда проснется ее ночной гость. К счастью, Бен, проснувшись, сразу понял, где он находится. Похоже, память потихоньку возвращалась к нему, хотя бы кратковременная.

— Доброе утро! — поприветствовал хозяйку дома Бен.

Эстела улыбнулась, ответив по-своему. Она протянула Бену поднос с завтраком, а сама подошла к окну, попивая крепкий кофе. Она что-то темпераментно проговорила и, как только Бен доел омлет, поставила тарелку в раковину и потянула его за собой. Они вышли на улицу. Бен попытался спросить, куда они идут, но не понял ее объяснений. Пройдя три квартала, они поднялись в полицейский участок. Бен сначала испугался, что она хочет донести на него как на грабителя, но Эстела улыбнулась очень дружелюбно и, взяв его за рукав, потащила за собой. Бен вскоре догадался, что она решила подать заявление в полицию относительно поиска его родных. Затем они обежали редакции всех крупных газет города и также подали в розыск. Затем Эстела привела его в какой-то ресторан. Как оказалось, она там работала. Какой-то человек, напоминающий большого начальника, сделал Эстеле выговор за опоздание и назначил штраф. Бен чувствовал себя виноватым, но у него не было ни гроша, чтобы заплатить за нее. Кроме того, как он понял, ее заставили работать еще и в ночую смену, поскольку за окном уже стемнело, а они все еще находились здесь. Сидя за столиком, располагавшимся возле подсобки, Бен рассматривал посетителей. Речь действительно казалась ему незнакомой, и он подумал, откуда же он родом и где все-таки его дом. Эстела ловко сновала между столиками, изящно покачивая бедрами, улыбаясь клиентам и обслуживая их. Проходя мимо Бена, она каждый раз улыбалась ему открытой улыбкой, обнажая белые зубы. Бенджамин порадовался, что она переменилась к нему и больше не думала, что он бандит. Когда посетителей поубавилось, Эстела в сопровождении какого-то старика подсела к Бену. Она проговорила что-то, устало оперлась на локти, и Бен услышал от старика родную английскую речь.

— Меня зовут Энтони. Эстела попросила меня побыть между вами переводчиком.

— Спасибо, что вы решили помочь нам, а то я ничего не понимаю из того, что она говорит.

Вначале было очень неудобно общаться таким образом, но вскоре Бен привык.

— Так значит, вы совсем-совсем ничего не помните? — услышал от старика переведенный вопрос Бен. — Ни фамилии, ни города, в котором жили, ни семьи?

— К сожалению, нет, — печально ответил Бен, — амнезия плюс прием опия сделали меня совсем беспамятным. Еще хорошо, что у меня сохранилась память на универсальные знания и речь. Хотя сегодня во сне я вспомнил наше сражение на севере Кубы. Возможно, со временем моя жизнь восполнится по кусочкам. Так сказал Эдмундо.

— Это тот наглый тип, что ворвался ко мне среди ночи?

— Да. Но он хороший. Если бы не он, меня бы убили.

— Сведения о вас должны распространиться газетами по всей Испании. Возможно, вас узнают родные, если, конечно, вы не живете один, как я. Вам лучше остаться у меня дома, пока я не устрою вас в гостиницу.

— Я не знаю, что и делать. У меня ведь нет ни документов, ни денег.

— Ваш друг сказал, что все уладит, когда вернется.

Внезапно их беседу оборвал гневный голос хозяина заведения. Он подошел к их столику и, небрежно подняв Эстелу за локоть, подтолкнул ее к кухне. Он сделал ей выговор за то, что она отдыхает на работе, пояснил мистер Энтони.

— Но ведь клиентов сейчас нет! — возмутился Бен.

— На самом деле он всегда придирается к Эстеле, мстит ей за то, что она отказалась быть его любовницей и унизила его. У нее тот еще характер! Девка не промах.

— Почему бы Эстеле не поступить на другое место?

— Вообще-то она работает ветеринаром, а здесь просто подрабатывает. У них сейчас не лучшие времена, так что выбирать работу не приходится.

В кафе зашел какой-то посетитель, и Эстела поспешила обслужить его. Хозяин тем временем разговаривал с кассиром и искоса следил за Эстелой. Как только она вернулась в кухню, он закончил разговор и поспешил туда же. В проходе они неожиданно столкнулись, и Эстела нечаянно разлила суп. Хотя наглец сам был виноват, он влепил Эстеле пощечину. Бен взорвался и, вмиг подлетев к негодяю, ударил его по лицу. Завязалась драка. Немногочисленные посетители разбежались, повара удержали своего начальника, а Эстела потащила Бена на улицу. Он здорово наказал мерзавца, а сам пропустил лишь один удар, который слегка рассек ему подбородок и губу. Эстела возмущенно лепетала, часто оборачиваясь и крича какие-то слова, вероятно, ругательства, в сторону ресторана. Затем она напустилась и на самого Бена, активно жестикулируя и указывая на его голову. Похоже, Бен понял, о чем она говорила. Он и сам понимал, что сейчас не время ввязываться в драки, поскольку он и так еще не до конца восстановился, а травма может нанести ему ужаснейший вред. Однако он не мог остаться безучастным в таком деле. Бен поглядел на щеку Эстелы, на которой остался покрасневший след. Она потерла щеку и, махнув рукой, улыбнулась ему, благодарно сжав руку. Затем она резко отдернула ее и до дома шла молча.

Придя к себе, Эстела налила в таз воды и, смочив в нем чистое полотенце, подошла к Бену. Он неловко стоял на пороге. Девушка засмеялась и, потянув его за руку, усадила на диван. Вооружившись полотенцем, она осторожно смыла кровь с лица Бена и обработала ранку. Лицо ее выражало крайнюю степень сосредоточенности и заботы. Бен улыбнулся и, поймав ее пронзительный взгляд, смущенно опустил веки. Эстела отложила ватку и взволнованно провела пальцем по его распухшей губе. Их взгляды встретились. Только Бен хотел поблагодарить ее, как Эстела потянулась к нему губами. Бен встретил ее лицо поцелуем, и она резво пересела к нему на колени, обвив шею руками. Сердце Бена тревожно забилось, что-то шептало ему остановить горячую испанку, но в то же время он не хотел отпускать ее. Он сильнее прижал ее к себе, и они соединились в страстном поцелуе. «Это безумие!» — шептал Бен, и сердце молило его остановиться, но руки еще больше ласкали красавицу. «Мы не должны этого делать! — по-испански пролепетала Эстела. — Вдруг у тебя есть семья, жена. Мы должны подождать», — и тоже не могла оторваться от Бенджамина. Страсть охватила их с головой…

Бен проснулся на рассвете и взглянул на спящую Эстелу: черные кудри разметались по подушке, яркие губы были слегка раскрыты. В своей классической испанской красоте она была прекрасна: тонкие черты лица, смелый изгиб бровей, пластичные руки. Она очень нравилась Бену, но сейчас, когда он смотрел на нее, его сердце билось ровно. Что же ему ударило в голову вчера, почему он не сдержал своего порыва? Бен испытывал противоречивые чувства, но больше всего ему не нравилось то, что он находился в каком-то неопределенном положении. Ему нельзя было рисковать, потому что он ничего не помнил о себе. Он не знал: то ли ему нужно искать прошлое, то ли, забыв обо всем, начать новую жизнь. Да еще его точила какая-то непонятная тревога. Казалось, что-то важное крутилось в его голове, но он никак не мог ухватить эту мысль.

Эстела проснулась и, завернувшись в простыню, подошла к Бену, вопросительно взглянув на него и пытаясь понять, что он чувствует. Бен улыбнулся и ласково обнял ее. Она воскликнула что-то радостное на своем языке и весело чмокнула Бена.

Они перекусили в уличном кафе, а затем Эстела привела Бена к месту своей работы, объяснив, что она должна идти работать. Она вручила Бену ключи от дома и объяснила на пальцах, что освободится в шесть вечера. Он немного побродил по городу, а затем вернулся домой. Сложно было чем-то заняться в чужом доме. Бен долго думал, вспоминая, чем же он занимался раньше. Возможно, он работал, но где? Мысленно он перебирал разные профессии, но так и не смог вспомнить. Силился он и вспомнить войну, но и с этим было не многим лучше. Однако ему в голову пришла отличная идея: изучать газеты, которые еще пестрели событиями войны. «Возможно, так удастся что-то вспомнить», — рассудил Бенджамин.

Промаявшись от скуки, Бен обрадовался, когда дверь распахнулась. Эстела вернулась, и стало куда веселее, хотя они так и продолжали общаться жестами, словно первобытные люди. Часто они хохотали, не зная, как объяснить то или иное слово, и тогда Эстела начинала смешно тараторить по-испански. На эту ночь Эстела, скромно поцеловав Бена, предпочла подняться к себе, но, так и не сумев заснуть, вернулась к Бену. Он посмеялся и крепко прижал ее к себе, опять не в силах побороть страсть. А наутро Эстела внезапно загрустила и заплакала. Бен не знал, что и предпринять. Он даже не мог спросить, что случилось. Эстела куда-то убежала, а минут через десять вернулась со словарем в руках. Поискав английские слова, она коряво произнесла:

— Я бояться, вдруг мы иметь ребенок. Ты бегать.

Бен улыбнулся и, обняв ее, принялся убеждать, что он не сбежит от нее. Он нашел нужную страницу и ткнул пальчиком Эстелы в слово «свадьба». Она просияла. И с тех пор уже больше не грустила.

На следующий день Эстела взяла выходной, и они весь день в обнимку гуляли по городу, наслаждались солнечной погодой, купались и учились понимать друг друга. Так прошло три дня. И вроде бы все было хорошо, но Бен все еще терзался каким-то сомнением и часто, оставшись один, подолгу грустил. Ему не хватало чего-то, а чего — он не мог понять. Эстела занимала Бена, но ненадолго, и она не вернула ему смысл жизни. Тем не менее, он собирался выполнить свое обещание и жениться на ней. Однако когда он говорил это себе, что-то внутри страшно упрямилось.

Но однажды обыденное событие полностью перевернуло его мир. Бен встретил Эстелу с работы, и они не спеша прогуливались, как вдруг на повороте столкнулись со старушкой.

— Купите даме цветы! — как все назойливые торговки, предложила она и протянула огромный букет огненно-красных цветов. — Маки!

— Мариэль! — шепнул Бен и почувствовал, как кровь молниеносно ударила ему в голову, будто бомба разорвалась у него внутри.

Прекрасная девушка с глазами цвета морской волны ворвалась в его сознание, и картинки из детства с бешеной быстротой пронеслись в его голове за одну секунду. Он вспомнил Голуэй, все их забавы, утро, когда они прощались перед войной, своего отца, всю свою жизнь — все всплыло в один момент. Страх охватил его сердце, и слезы брызнули из глаз. Эстела жутко перепугалась и принялась трясти окаменелого Бена. Она догадалась, что Бен вспомнил что-то, но не могла расспросить его. Бен схватился руками за голову и так сжал ее, что Эстела закричала и принялась отнимать его руки. Бен не помнил, как они дошли до дома.

— Мариэль! Мариэль, милая! Что же я наделал! Вот злая судьба! — он ходил по комнате туда-сюда и заламывал руки.

Эстела сидела на диване и тихонько плакала. Она не знала, что теперь будет, и было так горько, что они поспешили! «Если бы не было драки в ресторане, не было бы и той ночи любви! — размышляла она, беря на себя вину. — О, почему я не сдержалась, не оттолкнула его?» — Эстела испуганно смотрела на Бена, боясь, как бы он не наложил на себя руки. Ей было безумно жаль и его, и себя, ведь она тоже успела полюбить его!

Целую ночь они провели без сна, Бенджамин все ходил по комнате, не в силах усидеть, и повторял, будто завороженный, одни и те же фразы, которые Эстела уже успела выучить. Она принесла воды, и Бен, отставив стакан, взял ее руки в свои и, присев на диван, начал что-то говорить. Она не понимала его, лишь видела страдальческие, умоляющие глаза. Бен показывал рукой то на себя, то на выход. Испанка взяла словарь и, поискав в нем нужные слова, сквозь слезы проговорила:

— Ты хотеть ехать?

Бен закивал и обнял ее.

— Ты возвращаться здесь?

— Да.

Бен начал страстную речь, обещая, что он непременно вернется, но она слабо верила в это. Эстела уронила руки на колени и опустила голову. У Бена чуть не разорвалось сердце. Он нежно обнял ее и, вытерев на ее щеке слезы, поднялся. Эстела написала на клочке бумаги свой адрес, достала из ящика несколько купюр и вручила все это Бену. Он с благодарностью поцеловал ее руки. Эстела полистала словарь и спросила о стране, в которую Бен собрался.

— Ирландия, — ответил он так же по словарю.

— Я помочь тебе купить билет.

— У меня нет документов. Мне придется нелегально переплыть на товарной барже.

Хотя еще не совсем рассвело, они отправились в путь. Два дня Бен и Эстела не покидали пристань, дожидаясь какого-нибудь грузового судна, следовавшего в Ирландию. Бен умолял Эстелу отправиться домой — она уже сутки не ела и двое суток не спала, но испанка только крепче прижималась к плечу Бена. Вскоре ей удалось разведать, что ночью отправляется, взяв курс на Британию, какое-то торговое суденышко. Дождавшись темноты, Бен приготовился. Он обнял Эстелу, тысячу раз прошептав «прости», и скрылся из виду. Простояв минуту в полном замешательстве, Эстела вдруг машинально опустилась на мостовую, тихонько заплакав. Стойкость духа ей изменила, но ненадолго. Какая-то сила толкнула ее на решительный шаг. Пока баржа не отшвартовалась, Эстела решила во что бы то ни стало попасть на корабль. Матросы грузили какие-то ящики, и, пока никто не видел, она тихонько пробралась на судно. Она немного побродила, но, не найдя Бена, спряталась за ящиками, чтобы не выдать своего присутствия.

Всю ночь Бен мучился и сетовал в душе, что они плывут так медленно. Кошмарные мысли тревожили его, и слезы выступали на глаза, как только он думал о том, что случилось. «Мариэль, милая Мариэль, — думал он, — неужто я разрушил наше счастье?» Бен вспомнил тех людей, что травили его опием, и в глазах его запылали ярость и жажда отмщения. Война не убила его, а эти люди разрушили все, что у него было, и не только его жизнь, но и жизнь Мариэль и этой милой испанской девушки, которая была так добра к нему. Бен вспомнил, как не удержался и поцеловал ее. Если бы он не поспешил! Все бы еще можно было исправить…

Когда корабль причалил к пристани, Бен незаметно выбрался на берег. Неподалеку он увидел суматоху. Несколько матросов гнались за какой-то девушкой. Каково же было его удивление, когда он узнал Эстелу! Он пустился за ними. Пробежав три квартала, моряки, чертыхаясь, прокричали что-то вдогонку беглянке и вернулись назад. Бен подбежал к месту, где они повернули, и, пройдя по узкой улочке, остановился у одного из домов, пытаясь взглядом отыскать Эстелу. Мрачные переулки, казалось, могли скрывать кого угодно. За кучей коробок, небрежно брошенных у заднего входа какого-то кафе, послышался шорох, но это была всего лишь бродячая собака. Бен оглядывал балконы, как вдруг за его спиной раздалось: «Hola!» Обернувшись, он увидел Эстелу. Она стояла, озорно улыбаясь и держа в руках свои башмаки, но, не найдя на лице Бенджамина признаков веселья, вздохнула и грустно опустила голову.

— Эстела! Как ты здесь оказалась? Ты прыгнула на корабль вслед за мной? Боже мой, зачем?

Девушка что-то темпераментно объясняла, вероятно, оправдываясь, и размахивала руками. Она тараторила, то и дело обнимая Бена, чтобы он не сердился.

— Ладно, у нас нет времени на разговоры, идем, — и, взяв ее за руку, Бен побежал на вокзал.

Попасть незаметно на поезд вдвоем было куда сложнее, чем одному. Эстела раскрыла свою ладошку и показала монеты, но валюта была испанская, да и хватило бы ее только на один билет. И все же с поездом им повезло больше, чем с баржей. Под покровом темноты им удалось благополучно скрыться в товарном вагоне.

Сойдя на платформу родного города, Бен едва не залился слезами. Вот он, его милый Голуэй, самое лучшее место на всем белом свете, ведь именно здесь он повстречал Мариэль. Но как все изменилось! Теперь мысли о ней доставляли не только радость, но и боль, ведь отныне черное пятно легло на их счастливую судьбу.