— Бедные люди! Бедные люди! И эти слитки предназначены для оплаты солдат… солдат, которые служат таким тиранам. Что вы думаете, мои дорогие Глаза? Что думаете вы, сэр Ум, по поводу того, что предпримет его всекатолическое величество, если слитки никогда не попадут в руки этому тирану герцогу?

— Он скажет о вашем величестве такие слова, которые я не осмелюсь и вымолвить, — ответил Роберт.

— Я спросила, не что он скажет, Роберт. Я спросила, что он предпримет.

Сесил ответил:

— У него связаны руки. Он ничего не сможет сделать. Он не распоряжается своими силами. Ему нужно держать под контролем слишком большую территорию. Если слитки не достанутся Альбе, вполне вероятно, что его солдаты взбунтуются.

Она весело рассмеялась, и ее глаза заблестели.

— В таком случае, милорды, слитки не должны достаться Альбе. Разве французские пираты не предприняли попытку напасть на суда в моих портах? Пусть слитки отправятся в Лондон на хранение. Ведь это частная собственность, не так ли? Это частная собственность генуэзских купцов. С моей точки зрения, они не больше принадлежат его всекатолическому величеству, чем мне. Мы можем воспользоваться займом, разве не так? И вот он здесь, у самого нашего порога.

Сесил не проронил ни слова. Роберт ликовал.

— Черт побери! — воскликнул он, пользуясь одним из ее богохульств. — Почему бы нам не разрушить католическое господство? Почему бы вашему величеству не стать главой протестантского мира?

— Это говорит солдат, — произнесла она, резко шлепнув его по щеке. — И пусть разразится война, чтобы милорд Лестер смог отличиться и овеять славой свое имя! Нет, Роберт, все хорошее достигается мирным путем. Разве не так, господин Сесил?

— В данном случае, мадам, конфискация слитков будет достаточно дерзким поступком.

— Какие ответные меры могут быть предприняты нашим милым святошей в его Эскориале [Эль Эскориаль — резиденция испанских королей под Мадридом.]?

— По моему мнению, он не в состоянии сделать слишком много. Но нельзя забывать о торговле шерстью, ведь, как хорошо известно вашему величеству, нашими основными покупателями являются Нидерланды. Альба сможет арестовать там товары наших купцов.

— В таком случае, мы сможем арестовать товары Нидерландов в Англии, и мне кажется, что их здесь значительно больше. Вспомните те состояния, которые сколотили голландцы в нашей стране. Да если мы арестуем их товары и собственность у нас, они поднимут такой шум, что испанцы окажутся вынужденными уладить это дело мирным путем. Нет, милорды, это не принесет вреда. Мы примем слитки в качестве предназначенного нам займа, и это научит испанцев проявлять больше уважения к англичанам в открытом море. Эти испанские гранды дурно обошлись в Мексике с Хокинсом. Разве я могу допустить, чтобы с моими подданными обращались подобным образом?

— Но ведь и Хокинс не остался в долгу, ваше величество, — вставил Роберт.

— Не остался в долгу? Нет, более того, он действовал так, как я и ожидала от настоящего англичанина.

Она казалась такой довольной, что Роберт осмелился продемонстрировать ревность по отношению к новоиспеченному фавориту.

— Что касается этого Хэттона, — сказал он, когда Сесил оставил их вдвоем, — ваше величество не может по-настоящему испытывать удовольствие от его общества, как это может показаться с первого взгляда.

— Но это на самом деле так, Роберт. Я говорю, что мои Веки так же нужны мне, как и мои Глаза, или почти так же.

— Как вы можете так говорить? — страстно спросил он.

— Потому что это правда, мои дорогие Глаза.

— Ваше величество ищет предлога, чтобы помучить меня.

— А зачем это мне нужно?

— Потому что я так долго любил вас, и вам уже начинает надоедать такая продолжительная преданность.

— Боже мой! — воскликнула она. — Мне никогда не надоест ничья верность. По моему мнению, это самая привлекательная черта.

— Значит, ваше величество сомневается в моей?

— Не сомневаюсь, дорогой Робин. И ты не сомневайся в моей верности тебе.

Он поцеловал ее руку, спрашивая себя, не стоит ли заговорить с ней о браке, но теперь он начал проявлять больше осторожности, чем во времена, предшествовавшие короткому промежутку немилости. Заметив морщинку, пролегшую между его бровями, она улыбнулась и подумала: «Милый Робин, ты стареешь. Ты утрачиваешь свою былую красоту».

В некогда черных волосах появились белые пряди, кожа под глазами стала слегка морщинистой, чуть-чуть искривился чудесный овал подбородка. Она почувствовала прилив нежности. Конечно, она ему этого не скажет, но сейчас она любила его не меньше, чем в то время, когда реально представляла Роберта в качестве своего мужа. Если ее чувства и стали более уравновешенными, от этого она не стала любить его меньше.