Мама начинает качать ногой - ее вариант нетерпеливого постукивания ботинком.

– Ты закончила?

Я сажусь в смятой постели, которая, словно замерзшая рябь на озере, раскинулась вокруг меня. Комната кружится, но это не худший вариант.

– С чем именно?

– Побудь, пожалуйста, серьезной.

– Похоже, ты зря меня накачала.

Она закатывает глаза и отрицательно машет рукой.

– Это хлороформ, ты отойдешь.

– А Рейна?

Она понимает, о чем я, и одобрительно кивает.

– Она, должно быть, как раз сейчас приходит в себя, - мама откидывается на кресло.
– Эта девчонка просто акула.

– И это говорит мать, отравившая собственного ребенка хлороформом.

Тяжело вздохнув, она отвечает:

– Наступит день, и ты меня поймешь.

Но похоже, сегодня еще не тот день.

– Нет, нет, нет, - говорю я, вздымая в воздух палец в жесте “даже и не думай”.
– Не смей изображать ответственную мать. Не будем забывать значение прошедших чертовых восемнадцати лет, Налия.

Ну вот. Я это сказала. В конечном счете, этому разговору быть. Вина проступила на ее лице, отразившись в изгибе губ.

Налия, принцесса рода Посейдона, складывает руки на коленях с раздражающим спокойствием.

– Как будто ты сама не скрывала пару тайн. Я готова поделится своими, если ты сделаешь тоже самое.

Я откидываюсь назад, опираясь на локти.

– Мои секреты - твои секреты, помнишь?

– Нет,- она качает головой.
– Я не говорю о том, кто ты. Я говорю о твоем парне и его друзьях. И о том, что они рассказали тебе.

– Гален все рассказал перед тем, как отправиться за Громом. Я знаю не больше твоего.

– О, Эмма, - с жалостью в голосе отвечает мама.
– Они врут про Грома. Он мертв.

Неожиданный поворот.

– С чего ты это взяла?

– С того, что это я его убила.

Чувствую, как мои глаза округляются.

– Что-что?

– Это было давно, несчастный случай. Уверена, твои новые друзья думают иначе. Эмма, Гален и Тораф не за Громом пошли. Они приведут Сирен, чтобы меня арестовать. Зачем, по-твоему, они велели Рейне не спускать с меня глаз?

– Ну, может, ты вела себя как ненормальная?

– Если бы дело было только в этом.

Нужно несколько минут, чтобы переварить все это, и мама дает мне передышку от болтовни. Снова и снова я повторяю себе - мама думает, что Гром мертв. Будто и в правду верит в это. Что заставляет меня задуматься о нескольких вещах.

В принципе, я никогда не видела Грома. Все, что я о нем знаю - это то, что рассказал мне Гален. Но Гален врал мне и раньше. Все внутри меня сжимается от одной лишь мысли, что, возможно, он все еще врет. Но зачем ему это? Чтобы убедиться, не дам ли я маме сбежать?

Неужели Гален и Тораф могут быть настолько ужасными, чтобы обмануть меня ради ареста мамы?

С другой стороны, я не могу упустить и тот факт, что мама тоже врала мне. На протяжении чертовых восемнадцати лет. Потом она накачала меня, выкрала из дому и поселила в каком-то дешевом мотеле, пахнущем прошлым веком. Но сейчас - середина недели, а это значит, - я пропускаю школу, а она работу. Она бы не вырвала нас из нормальной жизни, если бы не думала, что это серьезно.

Более того - этот разговор изматывает ее, словно старит: губы поникли, глаза впали, а сама она глубоко осела в кресле. Она действительно верит, что Гром мертв.

Когда она сохраняет молчание, я обращаюсь к ней.

– Не могла бы ты рассказать все по порядку, пожалуйста. Меня убивает, что приходится тянуть информацию клещами. Правда.

– Да. Прости, - она в девятый раз затягивает хвост.
– Ладно. Раз уж ты знаешь о Громе, я думаю, ты знаешь, что мы должны были быть связаны.

– Да. И я знаю о вашей ссоре и о взрыве мины.

Нижняя губа мамы задрожала. Мама не плаксива. Тяжело поверить, что что-то случившееся так давно, до сих пор бередит ее сердце. И это возмутительно, по отношению к папе. Как бы то ни было, она оплакивает другого мужчину. Ладно, мужчину-русалку. Но она не ведет себя так, когда говорит о папе, а он умер чуть больше двух лет назад. Гром же был мертв для нее десятилетиями.

– Дай-ка угадаю. Они сказали, что Гром выжил во взрыве, правильно?
– Ее практически трусит от злости.
– Но поверь мне, это не так. Когда я пришла в себя, его уже не было. Я больше не чувствовала его.

– В точности то же самое рассказывал Гален о тебе. Что они нигде не могли тебя найти.

Она думает над этим с минуту, а потом говорит:

– Эмма, когда Сирена умирает, ты больше не можешь чувствовать ее. Гром и я чувствовали друг друга через полмира, милая. Мы просто…. мы были связаны таким образом.