Шрифт:
Это задевает меня. Гален говорил, что Гром и Налия были словно созданы друг для друга. Я считала это безумно романтичным. Но это было до того, как я узнала, что Налия и моя мама - это один и тот же человек. Ей что, папа был вообще безразличен?
– Так ты что, даже искать его не стала? Подумала о самом худшем и ринулась на берег?- Почему-то, сказав это таким образом, мне стало легче.
– Эмма, я больше не чувствовала его…
– Тебе не приходило в голову, что взрыв мог повлиять на твое чутье?
– выпаливаю я.
– Потому что Гален говорил, у Грома было неважно с этим после взрыва. Но тебя перестали ощущать даже Ищейки.
Она моргает. Закрывает и открывает рот. Затем ее лицо краснеет и, насколько я могу видеть, тронувшийся было лед снова встал на место. Время откровений окончено.
– Гром мертв, Эмма. А Гален использовал тебя, чтобы подобраться ко мне.
Я сбрасываю ноги с кровати.
– Что ты имеешь в виду?
– Эмма, я пытаюсь сказать, что Гален просто разыграл всю эту романтическую историю, чтобы завоевать твое доверие и настроить тебя против меня. Гален из королевского дома Тритона, милая. Он никоим образом не связал бы себя с….
– Полукровкой, - заканчиваю я и злость с обидой вскипают у меня в желудке. По стандартам Сирен, полукровки - это мерзость. Я вспоминаю о всех тех поцелуях, прикосновениях, о тех разрядах, что пробегали между мной и Галеном. Том огне, который я чувствовала, просто от его случайного прикосновения. Смог бы он и в правду разыграть все это по отношению к человеку, которого на самом деле ненавидит? Он врал и раньше. Возможно, это еще одна ложь? Неужели он просто извратил собственную историю, чтобы подцепить меня?
Все, что я знаю - кто-то из близких мне людей врет и единственный возможный вариант узнать правду - свести их лицом к лицу.
Достоверный факт в том, что если Гален пошел на этот шаг, и вправду соблазнил меня ради доступа к моей матери, он точно отправит свою гончую Рейчел разнюхать, где мы. Гален придет за нами, я уверена. И когда он придет, он или приведет Грома, как и обещал, или приведет шайку Сирен, чтобы арестовать маму.
Если я позволю маме догадаться об этом, она опять ударится в бега. Она считает, что она в опасности, и я в опасности вместе с ней. Она никогда не остановится. Каким-то образом, я должна свести их всех и в то же время, обезопасить нас.
Да, жить становится сложнее.
Настоящие слезы застилают мои глаза, но не от того, чего ждет мама. Она кивает, в ее глазах блистает нотка симпатии и кажется, я обвела ее вокруг пальца.
– Мне жаль, милая, я знаю, он тебе очень нравится.
Я киваю и заставляю себя произнести следующую фразу. Слова, которые могут быть как правдой, так и ложью.
– Мам, я была такой глупой. Я верила всему, что он говорил. Прости, что не рассказала тебе.
Мама встает с кресла и садится рядом со мной, обнимая меня рукой и притягивая к себе.
– Милая, тебе не за что извинятся. Это была твоя первая влюбленность, и Гален этим воспользовался. Я бы и рада сказать, что на это способны только Сирены, но такое могло случится с любым другим мальчиком тоже. Но я рядом. Мы должны держатся вместе, ты и я.
Искренность в ее голосе заставляет меня чувствовать себя ничтожеством. Дело ведь не только в том, что она переживает за себя, за утрату Грома, но она страдает и из-за меня тоже, считая, что я потеряла Галена. Возможно, моя утрата Галена и вправду проявляет себя, но я позволяю ей держать меня в объятиях просто потому, что мне не хватает духу взглянуть ей в глаза. Наконец, она говорит:
– Я собираюсь принять душ и смыть дорожную пыль. Потом сообразим что-нибудь на ужин и придумаем, чем заняться дальше. Согласна?
Я киваю, и она сильнее сжимает мое плечо. Она улыбается “маминой улыбкой” и идет в ванную. Когда я слышу, как закрывается занавеска в ванной, я хватаюсь за телефон.
Гален отвечает встревоженным голосом.
– Алло?
– Привет.
– Осторожно говорю я. На фоне я слышу приглушенное жужжание и мне становится интересно, где он.
С выдохом в телефон он произносит:
– Эмма.
То, как он произносит мое имя, одновременно ранит меня и воодушевляет. Ранит - а вдруг мама права и он использует меня? Воодушевляет - а если она ошибается, и я ему небезразлична настолько, что его голос звучит так, будто мой звонок - самое важное в его жизни?
– Что произошло?
– спрашивает он.
Прежде, чем я могу ответить, я слышу голос Рейны на фоне:
– Я же уже рассказала тебе, что случилось. Ее мама - бешеная, как рыба в неводе.
Я хихикаю, но потом кидаю взгляд на ванну и вина накатывает снова. Понизив голос, я говорю: