— Ну… — Рыцарь замялся. — Ну, зачем мне среди вас справедливость наводить? Вы, как я погляжу, люди мирные и безобидные… — Дед усиленно закивал. — Я дракона убить хочу.

— Дракона?

— Ну да!

— Это ж какого-такого дракона? А! — Яким вдруг хлопнул себя по лбу, аж челюсть клацнула. — Ах, дракона! Тогда да. Тогда понятно. Вы, панычи, позвольте узнать, сами по себе или вас государь какой-нибудь отправил? Кто там нонче в Ошмянах? Я уж лет пятнадцать, а то и все двадцать туды не выбирался…

— Мы, конечно, сами по себе, — заверил его рыцарь. — Но с нами особа королевской крови. Королевна Аделия, законная наследница престола ошмянского.

— Вот оно что! А я гляжу — нет, не кметка сидит в моей избушке! А оно выходит — королевна! Бабка! — вдруг заорал он неожиданно. — Бабка! Ты знаешь, старая карга, кого принимаешь?

— Да знаю, касатик, знаю… — откликнулась Якуня откуда-то из-за спины Годимира. — Слышу. Не глухая. — Бабка выплыла, прижимая к животу широкую мису, аромат от которой шел просто восхитительный. — Вы уж не обессудьте, гостечки дорогие, по-простому мы с дедом живем. Грибочки соленые, капусточка квашеная, лук да чеснок, вот и все богатство наше… Зато уж ежели грибочки, так и опята, и маслята, и подосиновики, и подберезовики, и сморчки, и строчки. Яким мой — великий мастер грибы собирать…

— Да ты б не волновалась, бабушка, — попытался приподняться Ярош. — Мы при харчах. Сами себя прокормим. Что ж мы стариков обжирать будем?

Ладони старушки легли ему на плечи, вжали обратно в лавку:

— Сиди, сиди, касатик… Ишь чего удумал — свои харчи! Мы с дедом, хоть и розвальни старые, а правду, от предков завещанную, блюдем. Гость в дом — счастье в дом. И накормим, и напоим, и спать уложим. Вот с банькой промашка вышла. Не упредили старых заранее, так дед и не истопил ее. Да не беда! Ежели до завтра еще у нас погостите, будет вам к полудню банька.

— Что ты, бабушка, — возразил Годимир. — Нам задерживаться не резон…

Но Якуня его не слушала:

— А какие венички у деда моего… Чудо, а не венички. В дубовую рощу нарочно бегал. День туды, день обратно. Да вы извольте откушать. Ложки в руки взяли… Угощайтесь, угощайтесь… Это еда для панычей благородных, а королевне моей я вот, гляди, чего припасла…

Перед Аделией немедленно была установлена миска с мелко накрошенными буровато-сизыми комочками. Она сморщила носик, но Яким опередил готовое прорваться наружу возмущение:

— Это я сам придумал, королевна моя… Тут ягоды лесные сушеные — и черника, и голубика, и брусника, и малина. А с ними вместе орехи лущеные и толченые. А после все медом залито. Попробуй только, красавица, век будешь стряпню старого Якима в Ошмяны заказывать, а то и заберешь старого главным куховаром королевским…

Аделия нерешительно зацепила липовой ложкой один из кусочков угощения. Разжевала. Улыбнулась. Кивнула.

— Вот! — немедленно восхитился Яким. — Я знал, королевна моя, что тебе пондравится! Да разве ж может это не пондравиться? И вы, панычи, угощайтесь, не побрезгуйте…

«Ну, уж если королевне пришлось по душе, — подумал Годимир. — Так чего простому рыцарю кобениться?»

Он решительно взмахнул ложкой. Капуста оказалась кисло-сладкой, грибочки — нежно, слегка присоленными и таяли во рту. А вся эта вкуснота щедрой рукой пересыпана мелкорубленым укропом, лучком, петрушкой, стрелками дикого чеснока… Объедение!

Ярош и Олешек после первых неуверенных движений так зачастили ложками, что рыцарю стало боязно — а успеет ли он насытиться с такими удальцами-спутниками? Он только хотел посоветовать им реже метать, но дед Яким снова опередил:

— Угощайтесь, угощайтесь! Мы еще притащим, коли мало! Кто в лесу живет, от лесу кормится, голодным от веку не бывает… Лес — и стол, и дом. Только надобно уметь распознать…

Блаженная сытость охватила словинца. А слова старого Якима падали и падали, разбивались о стол, как брызги дождевые, расползались по углам, по щелям тараканами, зудели в голове навязчивыми комарами…

Вот говорливый-то! Годимир хотел поковыряться в ухе пальцем, но почему-то не смог.

Потом на его глазах Якуня взяла цистру Олешека и отложила ее на полати. И шпильман вопреки обыкновению не возмутился. Просто сидел и тупо пялился в стену.

Яким расправил бороду, поднялся. Помахал ладонью перед лицом Яроша. Лесной молодец будто и не заметил его движений. Странно…

Дедок прибрал лук и колчан, толкнул Бирюка в плечо. Знаменитый разбойник свалился, словно куль с мукой.

— Я ведь узнала его, касатик, — издалека донесся голос Якуни. — Ярош. Ярош Бирюк…

— А то я сам слепой и тупой, — ворчливо отозвался дед. — Сыдор-то думал, что избавился от него. Ан нет… Живучий.

— И не говори, касатик, сколько разов вот так уходил от верной гибели?