Но его угрозы уже мало трогали ее. Она прислушивалась к себе. У нее болели руки, во рту чувствовался солоноватый привкус крови от прикушенной губы, а на затылке, наверное, выросла огромная шишка. Но это даже хорошо. Пусть все болит — это, значит, она жива, она будет жить. Ей больше ничего не нужно. Все, что раньше было нестерпимым, например, постель с нелюбимым, теперь казалось простым и естественным, а обыденные вещи, которых раньше не замечала, стали значительными и весомыми. Разве раньше она замечала, что дышит? Зато теперь она с удовольствием вдыхала тяжелый влажный воздух предгрозового вечера. Все, кошмар кончился.

— Поняла? — спросил Максим.

Таня кивнула.

— Не слышу ответа. Ты меня поняла? — переспросил Максим.

— Поняла.

— Можешь расслабиться, сядь на диван, — велел он.

Таня безропотно села.

— Ну, ладно, голубочки, вы тут поворкуйте, а я пойду. Тебя ждет замечательная ночка, — подмигнул Проха Татьяне, и, хлопнув Максима по плечу, сказал: — Завидую, грудь у нее что надо.

Вскоре в прихожей щелкнул замок — Проха закрыл за собой дверь. Максим сел на диван рядом с ней. Только сейчас она заметила, что на столе, где они проверяли тетради, стоят две бутылки водки, одна запечатанная, а в другой — примерно половина. Рядом стояли два стакана, лежал хлеб, сыр и кусок колбасы. В тарелке лежали малосольные огурцы. Все было явно из ее холодильника. Кроме водки, разумеется.

— В общем, договоримся так: я сам буду приходить к тебе, — начал Максим. — И не вздумай больше прятаться — найду и покалечу.

— Но тут же живет еще один человек, — слабо возразила Таня.

— С Ольгой договоримся, не волнуйся.

— А если будет ребенок? — спросила она.

— Таня, голубушка, в чем проблема? Сбегаешь на аборт — и все дела. Не мне тебя учить.

Настоящий кошмар только начинался. Таня опустила голову. Ей было страшно на него смотреть. Господи, почему она не упала в обморок, не сошла с ума? Почему она должна пережить все это, каждый час, каждую минуту, секунду за секундой в ясном уме?

Максим встал и подошел к столу.

— Тебе нужно выпить, — он налил водку в стакан, — извини, рюмок Проха у тебя не нашел. Чем будешь закусывать?

— Мне ничего не надо.

— О, ты пьешь водку, не закусывая?

— Я запиваю, в институте привыкла.

— Минералка у тебя есть?

Таня помотала головой:

— Нет.

Максим ушел на кухню, он громко хлопал дверцами шкафчика, под ногами у него что-то хрустело, потом из крана полилась вода. Вернулся он с чайной кружкой и горстью конфет. Бросив конфеты на стол, он подал ей бокал с водкой.

— Тебе надо расслабиться, — в его голосе прозвучала неподдельная забота, даже мягкость. Теперь он мог позволить себе проявить жалость. — Выпей и все пойдет как по маслу.

Да, нужно напиться так, чтобы ничего не соображать, когда пьян — все кажется простым и легким.

Она взяла у него из рук стакан и стала быстро глотать жидкость. Защипало разбитую губу, затем обожгло горло, пищевод, желудок. Она чуть не задохнулась, и отняла стакан от губ. Максим тут же подал ей воду. Она пила холодную воду, пока не поняла, что может свободно дышать. Она взглянула на стакан с водкой. Она не отпила и половины. Она снова потянулась к стакану. Необходимо оглушить себя, чтобы забыться и ничего не помнить.

— Не спеши, — остановил ее Максим. — У нас с тобой достаточно времени впереди, — он поставил ее стакан на стол. — Садись ближе и съешь что-нибудь. А то ты сразу вырубишься.

«Вот и хорошо», — подумала Таня, но промолчала. Она покорно пересела на другой конец дивана, ближе к столу и взяла огурец.

Максим устроился на стуле возле стола, налил себе водки. Они выпили вместе. Он, стараясь ее отвлечь, рассказал о каком-то забавном случае на студенческой попойке. Потом они снова выпили. Он еще что-то говорил. Таня следила за его смуглыми от загара руками. Было что-то чувственное в том, как он сжимал бутылку, разливая водку по стаканам, как длинными пальцами разворачивал конфету, как тер подбородок, и даже не в этом, а в том, как пристально, заворожено наблюдала она за этими гладкими руками, примеряя их на себя, представляя, как упругие подушечки пальцев будут скользить по ее коже. Он открыл вторую бутылку и плеснул из нее на дно стаканов. Она опьянела настолько, что могла смело глядеть ему в лицо, не задыхаясь от обжигающей волны стыда при встрече с ним взглядом. Она стала легкой, невесомой, как сухой лист, падающий на землю. И она тоже куда-то падала, падала — он перенес ее на кровать. А потом она словно со стороны услышала пьяное хихиканье — это она смеялась от щекотки, когда он гладил ее по голому животу. А потом была боль, боль острая и пронзительная, что она чуть не закричала. И она поняла, что, сколько бы ни выпила, никогда не сможет забыть, как с каждым новым толчком чужой плоти, становится не только женщиной, а другим человеком, покорным и тупым, что обратного пути нет.

— Ну вот, собственно, и все, — Максим словно подвел итог.

А потом он ушел, сказав на прощанье:

— Извини, старушка, остаться не могу. И вообще, я не могу заснуть на новом месте, так что не сердись.

И звонко чмокнул ее в щеку. Она подумала, что не сможет заснуть и на старом месте. И тут же уснула. Алкоголь взял свое.

Проснулась она, когда должно было светать, но из-за разразившейся грозы за окном было темно. При всполохе молнии ее словно обожгло. Она все вспомнила. Она закрыла одеялом голову, вжавшись в кровать, как будто хотела спрятаться от воспоминаний. «Какие сиськи мягкие», «Им бы понравилась эта киска», «Наш зайчик хочет убежать». Она укусила свою руку, чтобы заставить замолчать воспоминания. Но физическая боль не смогла унять боль в сердце. Это было невыносимо. Она зарыдала. Не плач, а утробный вой, звериный рев вырвался из ее горла. Она била кулаками по постели, рвала зубами подушку, и едва затихала, как перед ней всплывали ухмыляющееся лицо Прохи и брезгливое — Максима, и она снова грызла подушку и кусала руки. Вскоре она почувствовала слабость, и только это физическое бессилие остановило дальнейшее безумное самоистязание. Она лежала с закрытыми глазами и не хотела вставать. Встать — значит принять свое несчастье, смириться с ним. Она была не готова к этому. Тяжелые, мучительные сны затянули ее в свой водоворот.

Когда она проснулась во второй раз, было десять часов утра. В окно ярко светило солнце, но оно не грело. В ее жизни наступил закат, закат в полдень. Болела голова, мучила жажда, и временами подкатывала тошнота. Она встала и приняла горячий душ. Стало легче. Вернувшись в комнату, сняла с кровати простыню, понесла ее стирать. Все это делала механически, беззвучно плача и слизывая соленые слезы языком. Пытаясь отвлечься, она стала считать, могла она забеременеть вчера или нет. Еще в университете она увидела в каком-то женском журнале схему для расчета так называемых опасных и безопасных для оплодотворения дней. Таня, как человек, привыкший иметь дело с цифрами, с легкостью запомнила ее. В студенческие годы она ей не пригодилась, и она, наверное, уже не помнит ее. Схема грубая, и все же. Значит так, последние 11 дней цикла — безопасные, 8 дней перед ними — опасные, и все остальные опять безопасные. Она принималась считать, но мысли путались и сбивались, у нее ничего не получалось. Она яростно терла под струей холодной воды простыню, смывая пятно крови, как символ своего позора, а не чудесный дар своему любимому. На Алкину свадьбу на три дня приезжал брат жениха — Юрий, у них закрутился такой стремительный роман, что она не успела найти в нем никаких недостатков, Юра ей нравился, безумно нравился. В последнюю ночь перед его отъездом она позволила ему многое, она готова была отдать ему последнее, тем более что даже по самым грубым подсчетам, последствий бы не было, но ее остановило, то, что завтра он уезжает. А она не хотела остаться брошенной. Он вроде не обиделся, они даже обменялись письмами. Сейчас он с горьким сожалением вспомнила о своей глупости. Хоть в первый раз она отдалась бы по любви. «Лучше сделать и каяться, чем не сделать и каяться», — так, кажется, сказал Максим в первый вечер знакомства. Мысли опять перескочили на Максима. Да, в глазах своих поругателей она выглядит жеманной институткой из прошлого века, судорожно цепляющуюся за свою честь, выжившим из ума анахронизмом. Она представила, как Максим поделится своими впечатлениями с друзьями.