— Ну, метелка, держись, — притянул ее к себе так, что она упала ему на колени.

Она попыталась встать, но он удержал ее, обхватив ее за талию. Снова завязалась борьба, они возились и пыхтели, пока не выдохлись. Таня сползла с его колен на диван, взяв в руки книжку, чтобы не сесть на нее. Максим ткнул в книгу пальцем:

— Ты теперь подрабатываешь уроками пения? Расскажи-ка поподробней, как ты дошла до жизни такой?

— Это к смотру «Песни и строя» на двадцать третье февраля.

— Их все еще проводят? Я помню, в классе седьмом даже был командиром отряда.

— Ты — командиром отряда? С тех пор ты здорово опустился.

— Скорей уж приподнялся. Как в наше время можно проводить такие праздники? Ты что, «Архипелаг ГУЛАГ» не читала?

— Читала, конечно.

— И как можешь после этого заставлять детей разучивать революционные песни. Революция — это зло, море крови, последующая диктатура и партийный тоталитаризм. Да еще двадцать третье февраля — годовщина какой-то победы Красной Армии, этого сборища быдла и предателей, уничтожившего цвет нации. И, вообще, была ли там победа, если затем в марте был подписан позорный Брестский мир. Этот праздник давно пора отменить.

— Я не совсем уверена, но, по-моему, это дата образования регулярной Красной Армии.

— Это не меняет сути, что в результате принесла народу революция, диктатура пролетариата на плечах этой самой армии! — запальчиво произнес Максим и передразнил ее, — не уверена, по-моему. Ты же учительница, должна знать!

— Слава богу, я учу математике, а вот учителям истории сейчас не позавидуешь. А в математике дважды два всегда четыре, независимо от политической обстановки в стране.

— Ага, за формулами хочешь спрятаться!

— Не спрятаться, а прежде постараться понять, почему все это произошло. Максим, нельзя так сгоряча все отметать. Это же наша история.

— Которой вертели в угоду партии.

Таня была очень удивлена не только словами Максима, но и его горячностью.

— Вот уж не ожидала от тебя таких речей. У тебя же отец — председатель горисполкома.

— Да при чем тут мой отец! Я же не он. Со временем он все поймет, может уже понимает. Из партии надо валить, — и тут же осадил Татьяну, — ты, женщина, лучше меня не сбивай. Короче, ваш класс должен отказаться от участия в этом смотре.

— Шутишь?

— Я совершенно серьезно. Скажете — из принципиальных политических соображений.

— Может, ты теперь за меня тетради проверять будешь? План уроков писать?

— Нет. Математику я тебе вполне доверяю, а как классный руководитель ты еще слабовата. Расскажи детям о революции, Красной армии. И объявите бойкот этому конкурсу.

— Даже, если бы у меня была такая же активная позиция, я бы так не поступила. Это же дети, Максим. Они еще маленькие. Пятый класс.

— Но должны ведь они учиться отличать правду от лжи. А этот смотр — насквозь пропитанная лживой партийной пропагандой показуха.

— В данном возрасте для них это — прежде всего соревнование, конкурс, игра. И поражение для них будет такой трагедией, которая не сравнится ни с каким рассказом о тысячах жертв революции. Им и так трудно в этом взрослом мире. И я не буду втягивать их в политические игры, создавать им новые проблемы.

— Им трудно? Да брось ты. Их поят, кормят, одевают, а они только и знают, что носиться по дворам и играть. Пусть немного подумают головой, нечего в песочнице отсиживаться.

— Это тебе детские проблемы кажутся пустяками. А для них это самое важное в жизни. Неужели ребенок думает, вот через десять лет я буду вспоминать, и смеяться, какой был глупый, что переживал из-за ссоры с лучшим другом, драки с лютым врагом и своего поражения. Разве они понимают, что в будущем даже не вспомнят об этой двойке, или как их обидел взрослый, и поэтому не стоит переживать из-за этого сейчас. Они живут, проживают каждый момент своей жизни, взрослеют, учатся, а не просто ждут, когда станут взрослыми, — она говорила горячо, но сбивчиво, чувствуя, что Максим не понимает ее. — И не думай, что обиды забываются, как только просохли слезы. Детские горести от несправедливости могут обернуться душевной травмой на многие годы. Это их жизнь, другой у них нет. Не пустить ребенка гулять с друзьями — то же самое, если бы всех моих коллег пригласили на банкет в прошлом году, а меня обошли. Хотя может это было бы к лучшему, — она улыбнулась.

— Ну, ты, мамуля, даешь. Твоя проникновенная речь до глубины души растрогала меня, я чуть не всплакнул, вспоминая сценки из своего детства. Как я бесился, когда не получалось задуманное. И сколько раз дрался, чтобы добиться своего.

— Ты же говорил, что тебе с детства все давалось легко.

— Да, учеба, разные уменья и навыки, легко — с первого раза. А управлять людьми — это совсем другое.

— Манипулировать людьми, — поправила Таня.

— Пусть так, если тебе нравится. А что тебя мучило в детстве? Что так завело тебя сегодня?