Шрифт:
Сироту вдруг полюбила
дочка чорбаджия!
У него нет ни дуката,
крова нет под небом,
ходит с книгой, но ведь книга
не накормит хлебом!
Ей до этого нет дела,
крепко полюбила!
И в разлуке Руска бродит
по саду уныло.
Жалко садик ей покинуть,
здесь была с ним вместе,
вечером быстрей оленя
мчался он к невесте.
Здесь прощались, целовались
в горести, в печали
и любить друг друга верно
оба клятву дали.
«В день Георгия вернусь я
к голубице белой!» —
«Буду ждать тебя!» — и Руска
трепетно замлела.
*
Подоспело лето, время
жатвы хлопотливой,
светляки огнем мигают
в сумерках над нивой.
Взявши острый серп блестящий
вместе с паламаркой,
вышли с песней жницы в поле
для работы жаркой.
С песней в сумерках вернувшись,
хоть устали, бодро
острые серпы бросают
и хватают ведра.
В сумерках с прохладой льются
из колодца струи;
парни там цветочков просят,
девушек целуя.
Только Руска молчалива,
что-то ей взгрустнулось,
без веселых песен жала,
без цветов вернулась.
Для чего цветы срывать ей
в горести унылой,
коль никто ее не встретит
и далеко милый!
На душе от их веселья
стало только хуже,
И она с тоской отходит
от своих подружек.
А сама цветет, красива,
словно небо в мае.
Матушка гордится дочкой,
счастья ей желая:
«Нет в селе другой красотки
равной Руске нашей,
ведь она и в хороводе
всех подружек краше!»
А отец подумал важно:
«Замечает каждый —
Время Руске выйти замуж».
Намекал он дважды...
Куздо — человек богатый,
это всякий скажет,
ведь шесть мельниц он имеет,
триста рал он пашет.
С беями, с агой он дружбу
водит постоянно,
он, как гостя, принимает
и Кырджи-Османа.
Только худо: староват он,
нехорош собою;
но богатство все искупит,
да еще с лихвою.
И отец окликнул дочку:
«Подойди, голубка,
мать зови и уголечек
принеси для трубки!»
Так сказал родитель добрый
и, вздохнув протяжно
и три раза потянувшись,
вдруг промолвил важно:
«Слушай, женка, наша Руска
уж невестой стала.
Куздо — человек почтенный...
Что бы ты сказала?»
Руска, услыхав, вскочила,
побежала садом,
слезы из очей прекрасных
покатились градом.
Опрометью побежала
в то глухое место,
где с любимым распрощалась
как его невеста.
Там лицом к земле припала
в зарослях бурьяна,
всхлипывала и вздыхала,
плача неустанно.
Слезы льются, словно ливень
в бурное ненастье,
горе давит грудь и душит,
сердце рвет на части.
Что за муж проклятый Куздо?
Он ей жизнь погубит!
Иль она того забудет,
кто так жарко любит?
Полюбить как мужа Куздо
сердце кто принудит?
Разве можно жить с постылым?
Разве мил он будет?
Ах, отцова злая воля,
в силах он заставить...
Если б Ангелу об этом
весточку отправить,
чрез леса, долины, горы
к счастью беззаботно
улететь бы до рассвета
птичкой перелетной!
Убежать с ним на край света
далеко, далёко,
чтобы не догнал их Куздо
и отец жестокий!
Но и Ангел ведь не ангел,
прилететь не может.
Скорбно мать над ней склонилась,
чем она поможет!
Мать корит ее, ругает,