Временами Клемент останавливался и прислушивался, опасаясь уловить звуки возможной погони, но в лесу сегодня было необычайно тихо.

– А сегодня чудесный домик появиться?
– спросила нахмуренного монаха девочка.

– В нем нет нужды. Мы срезали большой участок пути и уже вечером будем в Плеске.

– Так скоро?
– Мирра не смогла скрыть своего разочарования.
– А я думала, что мы будем идти еще один день.

– Разве ты не устала?

– Устала, но с тобой мне интересно. Я даже лисиц увидела. Здесь свобода, - она развела руки в стороны и закрыла глаза, - а когда я попаду к тетке, свобода сразу закончиться.

– Тебя послушать, так твоя тетка - это настоящий злодей.

– Нет, но по моим и воспоминаниям моих родителей, она не признает ничего кроме работы. Вокруг нее все должны работать и помногу, иначе их жизнь пройдет зря.

– Я поговорю с ней.

– Лучше не надо, - проворчала Мирра.
– Ты уйдешь, а она на мне тут же отыграется. Никому я больше не нужна… Теперь, когда папа с мамой на небе я круглая сирота.

Монах только пожал плечами. Ему не хотелось дальше развивать эту тему. Девочка тоже замолчала. Она шла с угрюмым видом, опустив голову. Клементу даже показалось, что он слышит ее обиженное сопение. Если бы у него в свое время оказалась тетка, он бы только радовался. А так у него не было ни родственников, ни близких друзей, никого… Приют стал его домом. Но, наверное, у Мирры возраст не подходящий. Она вступает в ту пору, когда слово "самостоятельность" это уже не пустой звук.

Монах желал как можно быстрее оказаться в селе. Нет ничего глупее еще одной вынужденной ночевки в лесу, когда всего в нескольких километрах от тебя живут люди.

Солнце сегодня не баловало их своим появлением. Небо, насколько хватало глаз, было затянуто серой пеленой. Деревья стояли унылые, без листвы, с сочащейся от воды корой. В довершении этой безрадостной картины высоко на самой верхушке липы сидел ворон, и время от времени печально каркал. Он преследовал путешественников с самого утра. Полетит вперед, сядет на ветку и, не переставая каркать, ждет, когда они подойдут, чтобы снова подняться в воздух.

У Клемента уже чесались руки свернуть этому ворону шею. Поначалу он не обращал на него внимания, но эта надоедливая птица стала действовать ему на нервы. К счастью, когда они спустились в овраг, ворон исчез из их поля зрения и больше не беспокоил.

Незадолго до наступления сумерек, они снова вышли на тракт. Нельзя сказать, чтобы в это время он был очень оживленным. Как правило, путешественники стремились добраться до какого-нибудь постоялого двора до темноты. Ночью на дороге было опасно - здесь были разбойники, всякая нечисть, для которой луна, все равно, что солнце и неприкаянные души тех, кто были убиты на этом пути.

От тракта в сторону уходила небольшая дорога, ведущая прямо в Плеск. Возле поворота стоял поломанный деревянный столб - раньше здесь был указатель.

– Ну, как? Помнишь эти места?
– спросил Клемент, свернув с тракта.

– Мне же было всего пять лет, - с укором ответила Мирра, - как я могу помнить подобные вещи?

– А я помню себя с самого рождения, - с гордостью ответил монах, - поэтому и спросил. Ты все время молчишь, не разговариваешь. Я даже испугался, что ты проглотила язык.

Мирра высунула кончик языка и демонстративно показала ему.

– О, тогда я зря волновался. С ним все в порядке, просто у тебя дурное настроение.
– Он потянул носом воздух.
– Странное дело… Пахнет гарью.

– Да.

– Его несет со стороны Плеска ветер. У меня дурное предчувствие…

Клемент заметно побледнел и ускорил шаг. Дорога пошла вверх, но он словно не заметил этого подъема. Запах гари становился все сильнее.

– О великий Свет!
– на вершине пригорка монах остановился как вкопанный, пораженный открывшейся ему картиной. Девочка испуганно выглянула из-за его спины и ахнула.

Перед ними было пепелище. Где же богатое, цветущее село?

Здесь были только сгоревшие дома, от них остались обвалившиеся во внутрь стены, покосившиеся деревья и маленький храм, выложенный из белого камня, с пустыми почерневшими глазницами окон.

– Не ходи за мной!
– Клемент с силой разжал руку девочки, которая уцепилась за край его рясы, и побежал вниз.

Запах стал еще нестерпимее. К нему добавились новые оттенки, и все как один не из отряда благовоний. Монах направился в центр того, что раньше гордо именовалось Плеском. Сгорело все - начиная от курятника и заканчивая собачьей будкой.

Похоже, что пожар случился три дня назад, и после этого прошел сильный дождь. Клемент обернулся - он оставлял четкие следы на толстом слое влажного пепла. Что же здесь произошло? Вряд ли этот жуткий пожар был случайным. Иначе как объяснить то, что каждый дом в селе был окружен огненным кольцом четкие следы которых вырисовывались на земле?

Село намеренно сожгли, но зачем, кому это было нужно? И где его жители?

Потрясенный монах бродил между бывшими улочками и вскоре решил заглянуть в один из домов, который меньше остальных пострадал от пламени. У него не было ни дверей, ни окон, только чернело обугленное дерево. На улице уже стемнело, поэтому Клементу поначалу ничего не удалось разглядеть внутри. Он видел только какие-то бесформенные обрывки, обломки черепицы, оплавленную железную спинку кровати. Но постепенно его глаза привыкли к темноте, и монах с ужасом осознал, что он стоит не на черепице, а на груде человеческих костей. Особенно среди остальных выделялась крупная берцовая кость, которую он поначалу почему-то принял за держатель для факела.