— Боже милостивый! — воскликнул Эл, пораженный этими словами. — Ну, по крайней мере, тогда у тебя есть ради чего жить.

— Есть, — кивнул Иан.

— Посмотрим, что скажет в пятницу Сьюпеб, — сказал Эл. — Мы спросим у него, сколько шизофрении в этом твоем отношении. Если она вообще есть…. — Он пожал плечами. — А может, я и не прав.

«А может, — подумал он, — это мы с Лукой с катушек сдвинулись».

Для него Лука был куда более реальным, куда более важным жизненным фактором, чем Николь Тибодо.

«Но ведь я видел Николь во плоти, — подумал он, — а Иан не видел. В этом-то и заключается разница между нами».

Он взял кувшин и снова приступил к репетиции. Чуть погодя за свой кувшин взялся и Иан Дункан. А еще чуть погодя к ним вернулись энтузиазм и надежды.

— Фрау Тибодо! — пролаял армейский майор, тощенький, маленький и прямой, как палка. — Рейхсмаршал герр Герман Геринг.

Вперед шагнул очень толстый мужчина в белом, похожем на тогу (невероятно!) одеянии, с маленьким львенком на кожаном поводке и сказал по-немецки:

— Рад вас видеть, миссис Тибодо.

— Рейхсмаршал, — сказала Тибодо, — вы понимаете, где в настоящий момент находитесь?

— Да, — кивнул Геринг и наклонился над львенком, крикнул строго: — Sei ruhig [18] , Марси!

Все это наблюдал Бертольд Гольц. Он ушел чуть в будущее при помощи собственного аппарата фон Лессингера. Ожидая, когда же Николь организует перенос Геринга, он едва не потерял всякое терпение. И вот наконец немец здесь, вернее, здесь он будет через семь часов.

Имея в своем распоряжении аппарат фон Лессингера, проникнуть в Белый дом, несмотря на многочисленную охрану из сотрудников НП, оказалось очень несложно. Гольц просто отправился в далекое прошлое, когда Белый дом еще никем не охранялся, а затем вернулся в ближайшее будущее. Он проделывал подобную штуку уже не раз. И еще не раз проделает. И сейчас, благополучно заглянув в собственное будущее, попал прямо на место преступления. Сцена эта изрядно развлекала его — не только потому, что он спокойно мог наблюдать за Николь, но и потому, что мог смотреть на самого себя (и в прошлом, и будущем, с точки зрения вероятности). Это была скорее потенциальная возможность, чем действительность. Но такое наблюдение расширяло границы возможности в общем смысле.

«Они заключат соглашение, Николь и Геринг, — решил Гольц. — Рейхсмаршалу, изъятому сначала из тысяча девятьсот сорок первого, а потом из тысяча девятьсот сорок четвертого года, покажут разрушенную Германию сорок пятого. Он увидит, что ожидает нацизм, увидит самого себя на процессе в Нюрнберге и наконец станет свидетелем своего собственного самоубийства с помощью яда, переданного в противогеморройной свече. Это, разумеется, окажет влияние на него. И сделка совершится. Нацисты даже в обычных условиях были большими спецами по различным сделкам».

А дальше все просто… Несколько видов чудо-оружия из будущего, появившихся в конце второй мировой войны, — и эра Варварства продлится не тринадцать лет, а, как поклялся Гитлер, тысячу. Лучи смерти, лазеры, стомегатонные водородные бомбы… Трудно переоценить такую помощь вооруженным силам Третьего рейха. Плюс, конечно, «А-1» и «А-2» или, как их называли союзники, «Фау-1» и «Фау-2». А теперь у нацистов появятся и «А-3», и «А-4», и так далее, до бесконечности, если потребуется.

Гольц нахмурился. Поскольку в дополнение к этим, уже имеющимся, в тайной тьме возможного будущего возникали и другие варианты, мрачные и совершенно неясные. Какими они будут, эти менее вероятные варианты? Опасными, но все же более предпочтительными, чем ясный вариант, связанный с чудо-оружием?..

— Эй, вы!.. Там! — крикнул один из сотрудников НП, внезапно обнаруживший Гольца, стоявшего в углу гостиной с болотными орхидеями. Охранник выхватил пистолет и прицелился.

Совещание между Николь Тибодо, Герингом и четырьмя военными советниками тут же прервалось. Все повернулись в сторону Гольца и охранника.

— Фрау! — Гольц вышел из угла: он предвидел случившееся с помощью своего аппарата фон Лессингера. — Вы знаете, кто я. Призрак на пиршестве.

Он рассмеялся.

Однако Белый дом, разумеется, тоже имел в своем распоряжении аппарат фон Лессингера. Они предвидели ситуацию не менее ясно, чем Гольц. И в этом был элемент фатализма. И ничего нельзя было избежать. И не было никаких запасных путей… таких, во всяком случае, которые были бы желательны Гольцу. Он давно уже знал, что анонимность для него, в конечном счете, будущего не оставляла.

— В другой раз, Гольц, — с отвращением сказала Николь.

— Сейчас, — отозвался Гольц, направляясь прямо к ней.