Джим Планк закурил «Корону» и сказал:

— Никаких признаков жизни.

Реплика несла в себе истину. Значит, Гольц был прав.

— Мне кажется, — сказала Молли, — мы гоняемся за тенью.

Она открыла дверцу такси и осторожно выбралась из кабины.

Почва под ее ногами зачавкала. Молли скривилась.

— А горбатики? — напомнил Нат. — Мы всегда можем записать музыку горбатиков. Если она у них вообще есть.

Он тоже выбрался из машины, стал рядом с Молли. Они пристально разглядывали большой старый дом, и никто не проронил ни слова.

Это было грустное зрелище.

Засунув руки в карманы, Нат направился к дому. Прошелся по усыпанной гравием дорожке, которая пролегла среди старых кустов фуксий и камелий. Молли последовала за ним. Джим Планк остался в машине.

— Давайте скорее заканчивать все это и удирать отсюда, — сказала Молли, дрожа от холода в своей хлопчатобумажной блузе и шортах.

Нат обнял ее за талию.

— В чем дело? — недовольно спросила она.

— Ни в чем. Просто я вдруг почувствовал, что люблю тебя. Впрочем, сейчас я согласен любить что угодно, если оно не мокрое и не хлюпает. — На мгновение он крепко прижал ее к себе. — Разве так тебе не лучше?

— Нет, — сказала Молли. — А впрочем, да. Я не знаю. — В голосе ее звучало раздражение. — Ради бога, поднимись лучше на крыльцо и постучи.

Она выбралась из его объятий и подтолкнула вперед.

Нат поднялся по прогибающимся ступенькам и позвонил в дверь.

— Я чувствую себя ужасно больной, — сказала Молли. — Почему бы это?

— Влажность.

Самого Ната она тоже страшно угнетала, он едва дышал.

«Интересно, — подумал он, — как такая погода повлияет на протоплазму с Ганимеда».

Она была частью записывающей аппаратуры; ей нравилась влага, и здесь она, пожалуй, должна была процветать. Возможно, «Ампек Ф-а2» мог бы сам по себе существовать в этом дождливом лесу.

Для людей же здешняя среда обитания оказалась более чужда, чем на Марсе. Эта мысль поразила Ната. Марс и Тихуана куда ближе, чем Дженнер и Тихуана! С точки зрения экологии, конечно.

Дверь отворилась. Перед Натом, загораживая вход, стояла женщина в светло-желтом халате. Ее карие глаза смотрели настороженно.

— Миссис Конгросян? — спросил Нат.

Выглядела Бет Конгросян очень неплохо. Стройная, со светло-каштановыми волосами, подвязанными сзади лентой, на вид около тридцати.

— Вы из студии звукозаписи? — Ее низкий голос оказался невыразительным и бесстрастным. — Мистер Дондольдо позвонил мне и сказал, что вы уже на пути сюда. Какая досада…

Заходите, если пожелаете, но Ричарда нет. — Она распахнула дверь. — Он в клинике, в Сан-Франциско.

«Черт возьми! — подумал Нат. — Пролетели…»

Он повернулся к Молли, и они обменялись безмолвными взглядами.

— Пожалуйста, заходите, — сказала Бет Конгросян. — Давайте я вам кофе приготовлю или еще что-нибудь, прежде чем вы уедете. Путь неблизкий…

— Вернись и позови Джима, — сказал Нат, обращаясь к Молли. — Я не против предложения миссис Конгросян. Чашка кофе не помешает.

Молли молча повиновалась.

— У вас утомленный вид, — заметила Бет Конгросян. — Вы ведь мистер Флайджер? Я записала ваше имя. Мистер Дондольдо сообщил его. Я знаю, что Ричард был бы рад записаться для вас, окажись он здесь. Досадно.

Она провела его в гостиную, заставленную плетеной мебелью. Тут было сумрачно и прохладно, но по крайней мере — сухо.

— Может, хотите выпить что-нибудь? Скажем, джина с тоником. Есть у меня и шотландское виски. Не хотите ли виски со льдом?

— Только кофе, — сказал Нат. — Большое спасибо!

Он стал разглядывать фотографию на стене. Мужчина, раскачивающий металлические качели с маленьким ребенком…

— Это ваш сын?

Женщины, однако, в гостиной уже не было.

Нат снова посмотрел на фотографию, подошел ближе. И ужаснулся. У ребенка была характерная для горбатиков челюсть.

В комнату вошли Молли и Джим Планк. Нат махнул им, и они тоже стали изучать фотографию.

— Музыка, — сказал Нат. — Интересно, есть ли у них музыка.

— Они не могут петь, — заметила Молли. — Как бы они пели, если даже говорить не в состоянии?

Она отошла от фотографии и, обхватив себя за плечи, стала смотреть в окно, на пальму.