Шрифт:
Я, например, прежде чем пришла работать к Владу, сидела дома, кисла, умирала от скуки. Думала, ну, приду, годик поработаю, а там будет видно. А он мне сразу доверил огромную работу, а потом совершенно не контролировал с творческой стороны. Он был тем человеком, который «накапливал» людей. У меня вообще сложилось впечатление, что он каждый день «приносил» новые знакомства. Я бы сказала, что возле Влада было удобно дружить. Некоторые люди даже считали эту дружбу эквивалентом денежного запаса.
А в общении... Ну, начнем с того, что, кажется, никто из тех, с кем он работал, не называл его на вы. К нему могли прийти и сказать о любых своих неприятностях и рассчитывать на поддержку и помощь. Он был в курсе всех дел, помнил имена чуть ли не всех кошек и собак, которые были у нас. Ну тогда и время было другое... По-другому строились взаимоотношения.
К нему можно было прийти и просто рассказать о чем-то своем. Мы, например, с какого-то момента ездили за границу без него. И вот потом приходили, рассказывали о том, что видели, что делали. Не знаю человека, который бы так искренне радовался за нас. Он вообще был человеком удивительно здоровых реакций и эмоций.
Прекрасно умел выслушать. К нему можно было прийти и долго грузить своими проблемами, и он всегда находил время. К тому же ему не страшно было рассказать — все знали, что это будет без передачи. Невозможно представить, чтобы Влад распустил какую-то сплетню, это просто немыслимо. Для некоторых он был даже чем-то вроде психотерапевта.
Тогда ведь не было понятия «звезда», а Влад уже явно обозначился как «звезда». При этом мог, если возникала необходимость, смотаться куда-то на троллейбусе от телецентра и не чувствовать себя неловко, оттого что едет не на «мерседесе». Тогда ни о каком имидже и речи не было. Это затронуло его и его семью позднее.
Знаете, многие люди до сих пор проигрывают и примеряют различные ситуации по отношению к Владу — как бы он повел себя, что бы сказал и т.д.
МИХАИЛ МАРКЕЛОВ. Он мог быть жестким, но его жесткость никогда не проявлялась в авторитаризме. От него невозможно было услышать что-либо связанное с дидактизмом. Но при этом его мнение было настолько основательным и аргументированным, что игнорировать его было невозможно. Концепция его подхода к телевидению была очень! проста: на первом месте человек, а все остальное потом — политика, экономика, глобальные процессы и прочее. Мне кажется, он был аполитичен всегда и никогда не лоббируя вал чьи-то политические интересы — то, что сейчас часто! происходит на телевидении. Он был сам по себе самоценен. В свои программы он приглашал разных людей. Но даже! если какой-либо персонаж был ему антипатичен, Влад выстраивал свое общение с ним в эфире таким образом, что положительные эмоции преобладали.
...Мне кажется, именно Влад из всех «взглядовцев» не растерялся ни в 91-м, ни в 93-м году. Он всегда знал, что делать. Кроме того, во всех этих ситуациях Листьев вел себя наиболее естественно. Он никуда не призывал и ни за что не агитировал. И все прекрасно понимал. И в конечном счете это выразилось в тех программах, которые он делал. Он никогда не был подвержен массовому журналистскому психозу. Кто-то использовал ситуацию, чтобы заявить своё политическое кредо. Листьев на все это реагировал спокойно. Никто не может сказать, что Влад пытался найти свою политическую нишу. Наверное, поэтому к нему все и тянулись. У него не было и не могло быть врагов по определению. Я сейчас не говорю о тех глобальных вещах, которые впоследствии привели к его гибели. Влад был тем человеком, который не искал компромисса — компромисс искал его. В кабинет к нему всегда мог войти кто угодно. Даже если у него было десять секунд, он выслушивал. И можно было быть уверенным, что все воспримет, запомнит и поможет. Пустых обещаний никогда не давал.
ИВАН ДЕМИДОВ. Мы не созванивались каждый вечер, не встречали вместе праздники, но мы очень хорошо понимали друг друга. Это были комфортные отношения, понятные и дополняющие отношения. Мы почти одновременно пришли — он на первый канал, я на шестой. Назначения в начальники мы воспринимали не только как личные победы, но и как часть общего дела. Самое смешное, что это правда. Поэтому заниматься внутренними разборками нам было неинтересно. Нам хотелось концептуально разработать телевидение. Понимаете, когда ты не так уж часто встречаешься с интересными тебе людьми, то говоришь сразу о главном. А главным было телевидение. На закулисье не хватало времени.
ВЛАДИМИР ПОЗНЕР. Я всегда восхищаюсь талантом. Это подкрепляет мою с возрастом пошатнувшуюся веру в человека, извините за пафос. Нет ничего прекраснее, чем видеть талант в действии. Талантливых людей на самом деле гораздо меньше, нежели принято думать. В этом смысле Влад для меня всегда был источником оптимизма. Я жалею, что мы мало общались. В 94-м году меня назначили президентом Российской академии телевидения, Влада — вице-президентом. Порой нам было достаточно переглянуться, чтобы понять, что мы работаем на одной волне. Тех трудностей, которые бывают у меня с нынешним составом Российской академии, я бы наверняка не испытывал с Владом. Если сказать очень общо — нашему телевидению очень не хватает именно такой объединяющей личности.
ЛИДИЯ ЧЕРЕМУШКИНА. Влад был человеком успеха. Все, что он делал с какого-то периода, получалось.
Я не знаю, как он угадывал. Не думаю, чтобы он что-ьл там высчитывал. Просто он очень хотел, чтобы было хорошо ему и его близким. А близкие — это его друзья, телекомпания. Казалось, он любил все в жизни: красивую одежду, машины, женщин, работу. Мог взять, условно говоря, бревно, как Ленин на субботнике, — и все это удовольствием, легко, ничего из себя не изображая.
ТАТЬЯНА ИВАНОВА. Не знаю, был ли успех для него самоцелью, но ему, безусловно, нравилось, когда получается, когда-то, что он делает, принимается группой, всеми, кто с ним работает. Главное, чтобы ему было интересно. Когда ему надоело «Поле...», он оттуда ушел. То же самое и с «Темой». Он не мог стоять на месте, он должен был двигаться.