Покопавшись в шкафу с перекошенными дверцами, Сеня выудил из него стаканы. Из-за его спины я с любопытством заглянула в шкаф. Нижние полки были забиты рулонами серой бумагой в которую раньше заворачивали колбасу и сыр. На верхних теснилась невзрачная, потемневшая посуда. Там стоял заварочный чайник с черным от заварки отверстием носика, прокопченный помятый алюминиевый ковшик, стеклянные банки с сахаром и солью, а между ними, выделялась своей элегантностью и гламурностью банка «Чибо». Откуда-то из глубин шкафа, Сеня извлек плоскую бутылку коньяка, а из дребезжащего холодильника уже порезанный на блюдечке лимон. Расставив все это на столе, он плеснул коньяка в стаканы, почти на донышко и протянул один мне, когда я пыталась устроиться на краешке продавленного кресла.

— Пей — полегчает.

— Спасибо, — я взяла стакан, понюхала коньяк и залпом выпила.

— Ну, ничего себе, — фыркнул Сеня, подвигая мне лимон. — Это ж тебе не водка…

Коньяк обжег горло, и перехватило дыхание, секунду я не могла прийти в себя, но зато напряжение отпустило меня. Теперь я знала, что не испугаюсь, манящего, словно змей искуситель, поджидающего меня дома телефона.

— Помогает?

Я кивнула и, откусив лимон, спросила:

— Скажи, если это не сердечный секрет, есть у тебя неразрешимая проблема? Очень личная, такая, которая ломает тебе жизнь.

Сеня подержал во рту коньяк, подумал, проглотил его и тряхнул головой.

— Не-а, пока что меня ничего кроме учебы не напрягает. Под своей проблемой ты имеешь в виду того хмыря с которым приходила вчера?

— С чего ты взял? — фыркнула я, как можно равнодушнее.

— А какие еще у женщин могут быть неразрешимые проблемы? — он налил чуть-чуть коньяка в мой стакан. Скрытое в его голосе пренебрежение задело меня, и я промолчала.

— Брось, не переживай ты так из-за него. Сам прибежит. Я же вижу, как ты действуешь на мужиков.

Недоверчиво хмыкнув, я залпом выпила коньяк, который, кстати, оказался неплохим.

— У тебя есть девушка? Не просто подружка, а человек, с которым у тебя все серьезно?

— Допустим.

— Тогда представь, что ты хочешь ее и готов лечь с ней в постель, а она вдруг заявляет: «Извини, я тебя очень хочу, но не могу…»

— В том смысле, что у нее есть другой? — Сеня хотя и старался вникнуть в мои вопросы, но такой поворот нашей беседы явно озадачивал и сбивал его с толку.

— Как тебе объяснить? — я попробовала собрать разбредавшиеся мысли. — Она не может ни с кем и с тобой в том числе. Понимаешь? Она очень мучается…

— Ты что, не можешь трахнуться? — изумился Сеня, разглядывая меня, как какое-то африканское чудо вдруг появившееся в его грязной тесной подсобке.

Я кивнула.

— Ну, дела… — пробормотал он, опустив свой стакан. — И твой пижон, конечно, дал тебе от ворот поворот?

— Не… У него другое… у него семья…

— Во, парочка! — развеселился Сеня, хлопнув себя по колену. — Ты не можешь трахнуться, а у него семья… Ну и что? Для тебя это имеет какое-то значение?

— Ну… — он задумчиво посмотрел на меня и кивнув, сказал: — Наверное, имеет… Ладно, с ним все понятно — козел, одним словом, а с тобой-то, что не так?

Я налила себе еще коньяку и, глотнув его, пожала плечами.

— Что, и не догадываешься даже? К врачам ходила? И они, конечно, ничего не сказали? Ты только с ним не можешь или как?

Я лишь кивала или отрицательно мотала головой, отвечая на его вопросы. Сеня закурил, выпустил изо рта дым, и озадачено почесал взъерошенные волосы.

— Всякая проблема имеет свою первопричину и твоя тоже. С чего бы вдруг тебе стали отвратительны мужики? Обычно у женщин такое бывает после изнасилования. Тебя… это… никто… того?

Я отрицательно мотнула головой.

— Может ты выкинула это из головы? Перестала помнить. Такое часто бывает. Память блокирует шокирующие воспоминания, защищая нервную систему, чтобы человек мог жить спокойно, что-то в этом роде…

На задворках моего пьяно поехавшего сознания, что-то забрезжило, вызвав во мне смутное беспокойство. Я перепугалась, поняв, что совсем не готова к предстоящему открытию и ухватилась за первую попавшуюся мысль, как за спасительную соломинку, не желая разбираться с тем чудовищным, что сейчас просыпалось во мне.

— Мне предлагали пройти сеанс гипноза…

— Не, ты мне обо всем с самого начала расскажи, — потребовал Сеня.

И я рассказала ему про две загубленные любви так запросто, будто рассказывала это, очень личное, не постороннему человеку, а давнему знакомому. Спасибо Сене, он никак не комментировал мои откровения, а только курил и слушал.