– Вот! Нас зовут, — воскликнула Молли и быстрым шагом, но, все-таки, заботясь о своих платьях, они спустились вниз, где их ждали мистер и миссис Гибсон. Да, мистер Гибсон собирался пойти на бал, даже если бы ему пришлось потом оставить своих дам, чтобы отправиться на вызов. И Молли вдруг восхитилась своим отцом, как красивым мужчиной, когда увидела его в полном вечернем наряде. Миссис Гибсон тоже… как прелестна она была! Короче говоря, не было никого, кто бы выглядел лучше всех, чем эти четверо, входившие в бальную залу Холлингфорда этим вечером.

Теперь на публичных балах бывает мало людей, за исключением танцующих и их сопровождающих или родственников, которые в некоторой степени в них заинтересованы. Но в те дни, когда Молли и Синтия были юными — до того, как проложили железные дороги, и появились поезда, которые любого могут доставить в Лондон, чтобы он там вдосталь насмотрелся на беззаботную толпу и красивые наряды — ежегодные благотворительные балы были излюбленным развлечением для всех милых старых дев, заполнявших провинциальные городки Англии, хотя они перестали грезить о танцах много лет назад, и им уже не нужно было выполнять обязанности дуэний. Там они выставляли напоказ свои старинные кружева и лучшие платья; они видели местных аристократов; они сплетничали со своими ровесницами и строили предположения о романах молодых с любопытством, но все же дружелюбно. Барышни Браунинг посчитали бы, что их обманом лишили самого веселого события года, если бы что-то помешало им прийти на благотворительный бал; мисс Браунинг негодовала бы, а мисс Фиби была бы оскорблена, если бы их не пригласили в Эшком и Корхэм друзья, которые, как и они, пережили танцевальный период своей жизни какие-то двадцать пять лет назад, но которым все еще хотелось побывать в обстановке былых развлечений и увидеть, как танцует молодое поколение, «беззаботно относясь к своей судьбе». Они прибыли в одном из двух портшезов, которыми до сих пор пользовались в Холлингфорде. Подобный вечер приносил обильный урожай прибыли двум старикам-лакеям, которые в так называемых «городских ливреях» сновали туда-сюда со своими ношами — дамами и их пышными нарядами. В городке было несколько дилижансов и пролеток, но по зрелом размышлении мисс Браунинг решила воспользоваться более удобным и привычным портшезом, «который», как она объяснила мисс Пайпер, одной из своих гостий, «вносят в фойе, где тебя обволакивает теплый воздух, затем в тепле и уюте тебя несут в другую теплую комнату, где ты можешь выйти, не выставляя на обозрение свои ноги, когда поднимаешься или спускаешься по ступенькам». Конечно, в нем может ехать только один, но под ловким управлением мисс Браунинг все было прекрасно устроено, как заметила мисс Хорнблауэр, их другая гостья. Она отправилась первой и оставалась в теплой гардеробной, пока не прибыла мисс Браунинг, а затем обе дамы вошли рука об руку в бальную залу, выискивая удобные места, откуда они смогли бы наблюдать за прибывающими и разговаривать с проходящими мимо друзьями, пока не появились мисс Фиби и мисс Пайпер. Эти две младшие леди также вошли рука об руку, но с неким робким волнением во взгляде и движениях, весьма отличающимся от невозмутимого достоинства старших подруг, которые были старше их всего лишь на два-три года. Когда все четверо снова собрались вместе, они перевели дух и начали разговор.

– Право слово, я думаю, что эта комната лучше, чем наше здание суда в Эшкоме.

– И как красиво украшена! — пискнула мисс Пайпер. — Как прекрасно сделаны розы! У вас, холлингфордцев, такой вкус![1]

– Вот миссис Демпстер, — вскрикнула мисс Хорнблауэр, — она говорила, что ее саму и двух ее дочерей пригласили погостить у Шипшэнксов. Мистер Престон тоже должен быть здесь, но полагаю, что они не могут прибыть все сразу. Посмотрите! Это молодой Роско, наш новый доктор. Боже мой, кажется, что здесь собрался весь Эшком! Мистер Роско! Мистер Роско! Подойдите сюда и позвольте мне представить вас мисс Браунинг, друзьям, у которых мы остановились. Могу вас уверить, мисс Браунинг, мы очень уважаем нашего молодого доктора.

Мистер Роско поклонился и глупо улыбнулся, услышав похвалы в свой адрес. Но мисс Браунинг не имела желания восхвалять какого бы то ни было доктора, пусть он даже приехал обосноваться по соседству с мистером Гибсоном, поэтому она заявила мисс Хорнблауэр:

– Должно быть, вы рады, что у вас появился тот, кого можно незамедлительно вызвать ради какого-нибудь пустяка, из-за которого не стоит беспокоить мистера Гибсона. И я думаю, что мистер Роско извлечет огромную пользу, поскольку сможет наблюдать за мастерством мистера Гибсона!

Возможно, мистер Роско почувствовал бы себя более оскорбленным этими словами, если бы в ту минуту его внимание не отвлекло прибытие самого мистера Гибсона, о котором шла речь. И не успела мисс Браунинг закончить свое суровое и унизительное замечание, как он спросил свою знакомую мисс Хорнблауэр:

– Кто эта прекрасная девушка в розовом, что только что вошла?

– Это же Синтия Киркпатрик! — ответила мисс Хорнблауэр, надевая массивный, золотой монокль, чтобы удостовериться в этом. — Как она выросла! Прошло два или три года с тех пор, как она уехала из Эшкома… она очень мила… говорили, что мистер Престон очень ею восхищался, но она так молода!

– Вы можете меня представить? — спросил нетерпеливый молодой доктор. — Мне бы хотелось пригласить ее танцевать.

Когда мисс Хорнблауэр вернулась, поприветствовав свою бывшую знакомую миссис Гибсон и представив мистера Роско, она по секрету призналась мисс Браунинг.

– Как же мы стали снисходительны! Я помню то время, когда миссис Киркпатрик носила старые черные шелковые платья и была признательна и вежлива, заняв место школьной учительницы, чтобы зарабатывать себе на хлеб. А теперь она оделась в атлас и разговаривает со мной так, как будто только что с трудом вспомнила, кто я. Не так много времени прошло с того дня, как миссис Демпстер приехала посоветоваться со мной, не обидится ли миссис Киркпатрик, если она пошлет ей новый отрез для сиреневого шелкового платья взамен того, которое испортила служанка миссис Демпстер, пролив на него кофе прошлым вечером. И она взяла его и была благодарна, а сейчас она носит жемчужно-серый атлас! И в те дни она была бы рада выйти замуж за мистера Престона!

– Я думала, вы сказали, что он восхищался ее дочерью, — перебила мисс Браунинг свою разгневанную подругу.

– Что ж! Возможно, я так и сказала, и, возможно, так и было. Я не могу утверждать. Он часто бывал в их доме. Мисс Диксон сейчас держит школу в том же доме, и могу вас уверить, она делает это намного лучше.

– Граф и графиня очень любят миссис Гибсон, — заметила мисс Браунинг. — Нам рассказала об этом леди Харриет, когда прошлой осенью приезжала пить с нами чай, и они просили, чтобы мистер Престон был очень внимателен к ней, когда она жила в Эшкоме.

– Ради Бога не повторяйте то, что я сказала о мистере Престоне и миссис Киркпатрик ее светлости. Любой может ошибиться, и заметьте, я только сказала, «люди говорили».

Мисс Хорнблауэр была очень встревожена, как бы ее сплетни не передали леди Харриет, которая оказалась на такой короткой ноге с ее холлингфордскими подругами. Но и мисс Браунинг не спешила рассеять заблуждение. Леди Харриет пила с ними чай и может сделать это снова, во всяком случае, небольшой испуг, который она заронила в сердце своей подруги, был неплохой местью за панегирик мистеру Роско.