Очнулся Джеронимо в какой-то крытой тенистой базилике[40], коих, к слову сказать, вокруг особняка Артура Холла было четыре, каждая в честь одного из особо почитаемых хозяином Богов. Как узнал Лонро позже, из центра дома ко всем этим сооружениям храмового назначения выводила отдельная анфилада[41]. И одна базилика вещь роскошная, что уж говорить про четыре? Помнится, отец страшно гордился собой, когда нашёл в себе силы построить подобный древний храм возле их загородного дома. Однако и тут Холл обошёл большинство из местных вельмож. Все его базилики были крытыми, а для прямого общения хозяина с Богами имели в центре потолка большое круглое отверстие.

Джеронимо, оглушённый солнечным ударом у арки колесничного двора, окончательно пришёл в себя только к закату. Сердобольный Холл отрядил к уходу за лишившимся чувств гостем сразу трёх девушек из прислуги и одного …вавилонянина. Что тут поделаешь, уж так тот сам себя называл. Благовонные притирания и прохладные компрессы очень скоро возымели своё действие, и как уже говорилось ранее к закату, порядком напитавшийся от слуг рассказами о «дворце хозяина» молодой Лонро был бодр и весел.

Навестив молодого гостя в базилике Венеры тот, кого раньше звали Арти Хоу, участливо поприветствовал его и внимательно, хоть и не без присущей ему некой отстранённости во взгляде выслушал звучащие в свой адрес речи, полные благородной лести. Приняв похвалу как должное, хозяин особняка приказал подать молодого виноградного вина и завёл со своим гостем пространные беседы о жарком лете, о виноградниках, в общем, обо всём том, что было безынтересно им обоим, но о чём было принято говорить.

В этих долгих и пустых беседах Артур Холл продолжал держаться на расстоянии, не давая молодому Лонро никакой возможности обнажить так донимавшие его вопросы. Конечно, Хоу прекрасно понимал, что потомок известного италского рода, строго соблюдая странную прихоть самого Арти о том, что частные визиты к нему должны совершаться непременно пешком, явился сюда не ради нескольких глотков молодого вина.

Всегда предпочитающий одиночество любой компании Арти планировал расстаться с визитёром, добившимся своей запредельной настырностью его аудиенции, значительно раньше. Зная общеизвестную скандальность и замкнутость хозяина дома можно говорить с полной уверенностью, что только случившийся с Лонро солнечный удар смог оттянуть до заката этот визит.

Время шло. Где-то в отдалении, в тени тихо опустившейся ночи звучно сверлили тёплые небеса крохотные виолы[42] цикад. Нарушая непроизвольно возникшее молчание, Холл с облегчением вздохнул. К его радости весь запас пустых разговоров на сегодня иссяк, и теперь он не без удовольствия ждал того момента, когда можно будет омыться и отправиться ко сну. Его дряблое, измученное болезнями тело требовало отдыха.

Внешне не проявляющий досады по поводу ночлега незапланированного гостя, Холл настоял на том, чтобы тот остался до утра. Заверив Джеронимо в том, что прислуга обустроит ему достойное ложе здесь же, в прохладной базилике Венеры, хозяин двинулся было спать, но! В этот момент, рассыпающийся в словах благодарности Лонро, неосторожно заверил его в том, что предоставленные ему условия даже более чем пригодны для скромного молодого человека, привыкшего в землях рассов к настоящей походной обстановке.

Холл, задержавшись у ступеней базилики, заметно оживился. Несколько уточняющих вопросов и мягкого, болезненного человека словно подменили. Его глаза, всегда подёрнутые кисеёй пренебрежения к чужим суждениям и разговорам, вдруг стали ясными, вспыхнули живым интересом и ударили в гостя с таким вниманием, что тот стал чувствовать себя неуютно на мягких покрывалах хозяйского ложа. Когда же, наконец, выяснилось, кто рассказал молодому Лонро историю Арти Хоу, этот общеизвестный скандалист и самодур моментально впал в состояние, расцениваемое Джеронимо как близкое к безумству.

— Ха-га! — вскричал вдруг Хоу и словно вихрь пронёсся вдоль рядов колоннады. — Масимо Агнелли! Как же, — зло обернулся он к своему гостю и, не меняя позы, вполоборота добавил, — стало быть, и вы, Лонро, попали в его золотую клетку?

— Клетку? — переспросил ошарашенный Джеронимо. — Какую клетку?

— О! — Неловко вскинул к небесам свои худые руки, бесновавшийся Арти. — Несчастный. Вы, конечно же, считаете этого хитреца своим благодетелем, тем, кто открыл перед вами ларцы с расенским золотом? Нет, — ответил тут же вместо Джеронимо сын английских земель, завидно хорошо обосновавшийся на ромовых холмах, — немного не так, мой друг. Вы, наверное, думаете, что Масимо нашёл у рипейских гор столько богатств, что уже вполне может позволить себе сорить сведениями о них направо и налево, ведь так?

Лонро неуверенно пожал плечами.

— Вздор! — Нервно рявкнул Хоу. — Это правда только наполовину, а правда наполовину – это ложь. Да, хитрец и проныра Агнелли на самом деле нащупал золотую жилу. Те подачки, которые он ловко скармливает глупцам вроде Вас и меня, способны обеспечить безбедное существование сразу нескольким поколениям одного такого «везунчика», вынужденного оставить взамен за благосостояние своего рода в древних расенских лесах своё сердце.

Что? Вы округлили глаза? Вот как? Вы наивно полагали, что Ваша тайна, связанная с Йогиней, не известна никому? Мальчишка. Сколько Вам лет?

— Тридцать один…

— Мальчишка, — повторил Холл. — Уж и не знаю, кому из Богов точно известно, скольких конкурентов убрал таким жестоким и хитроумным способом со своего пути Масимо Агнелли? Скажите, вы тоже подались на приманку шитых золотом сапожек, или в этот раз он придумал что-то другое?

Лонро вздохнул и понуро опустил голову:

— Сапожки…

— М-ха-ха-ха! — Не сдержал злого смеха Холл. — Ну и ловкач. Надеюсь, он отмерил вам достаточно откупного? Ваш папаша, как мне кажется, был несказанно рад такой удаче. Вы были один?