Бросив свою ношу к стене прямо под тем самым кустом, где они прятались, женщина снова отправилась в лес. Вскоре хвороста было уже столько, что перевались Лонро или Берцо через край, они вполне могли бы достать руками до верхних веток этой кучи.

Головы озадаченных ромеев просто трещали от толкавшихся в них мыслей. Каждый понимал, что расенка решила разжечь костёр совсем ни ради того, чтобы согреться. Видно этот зелёный каменный откос над которым они лежали и есть то место, которое она называла «медной стеной»? Тогда, если, опять же, верить словам Йогини, сейчас она собиралась принести этого мальчика в жертву своим Славянским Богам?

Осознание этого передёрнуло Берцо. Не то, чтобы он ничего подобного не видел, нет. Сожжение всякого рода негодяев, в том числе и язычников в Риме дело обычное, но! Тогда получается, что сжигая сеющих по словам епископов ересь и смуту огнепоклонников, они, с разрешения самого Папы, но в понимании самих язычников оказывают им почести? Ведь если расены так приносят жертвы, то все сожжённые на кострах инквизиции язычники и еретики прямиком попадают их Священный Вирий? Вот так хитрецы, — изумлялся своей догадке Ангус, — получается, что эти отсталые потомки Асов обвели вокруг пальца самого Папу? Э-э-э нет, ребята, со стариной Берцо такие дела у вас не пройдут. Жертвы, не жертвы, а свой кусок золота я у вас даже из глотки вырву.

В следующий же миг сутолочный бег мыслей ромея остановился. Йогиня, бросив к каменной стене очередную охапку хвороста, подошла к коню, сняла с седла дорожную суму и, перебросив её через плечо, смачно хлопнула своего скакуна по лоснящемуся крупу. Гнедой, вздрогнув от неожиданности, мотнул головой и послушно затрусил прочь, скрываясь где-то в зарослях от этих странных людских таинств.

Женщина направилась к стене. Ромеям не было видно, что она там делала, но вдруг камень под ними загудел, и с тихим скрежетом выпустил из своего массивного тела широкой ровный помост. Глаза у затаившихся в засаде наблюдателей открылись до допустимых природой пределов. Ещё бы! Каждый из них видел что-либо подобное впервые. Куда там весёлым базарным фокусам Дамаска или того же Рима до этого поистине сказочного размаха!

На плоской, полированной поверхности помоста, насколько позволял видеть край стены, были выдолблены два широких углубления. Йогиня достала из сумы пучки сушёных трав и уложила их в одно из них. Затем она подошла к мальчику, взяла его за руку и, подведя к помосту, аккуратно усадила его мягким местом во вторую выемку. Ребёнок повиновался, и выглядел, словно тряпичная кукла. Он послушно сдвинул и подогнул ножки, сложил под ними ручки и закрыл глаза.

Расенка сделала два шага назад, подняла руки к небесам и лежавшие на помосте сушёные травы и цветы вспыхнули золотистым, неведомо откуда взявшимся огнём. Она громко славила Бога Рода и просила у него помощи для того, чтобы он помог сохранить идущее к нему чадо, «аки малую ветвь, оставшуюся от большого древа его Пращуров»….

В этот момент вспыхнул сложенный у стены хворост. Жаркое пламя, заставляя ромеев зажмурится, с весёлым нарастающим треском взметнулось к темнеющим небесам. Берцо прикрылся ладонью и не без труда отыскал в пляшущих впереди сполохах силуэт женщины. Она стояла на прежнем месте и с улыбкой смотрела куда-то в сторону основания стены. То, что вызывало у неё такую реакцию, никак не могло уйти от внимания Ангуса. Он вытянул шею и глянул вниз.

Объятый пламенем каменный помост, на котором находился ребёнок, начал двигаться в стену. Наблюдать за этим дальше было небезопасно, и ошарашенный ромей вынужден был вернуться на место. Всё, что ему было нужно, он уже увидел. Судя по тому, как густо взметнулись вверх искры, на ровной, зелёной поверхности отвесной стены сейчас и следа не осталось от задвинувшегося помоста. Одно было совершенно ясно, раз из здешних камней так легко выдвигаются подобные массивные секреты, почти наверняка в них могло быть спрятано и что-то из того, за чем послал Ангуса и Лонро в эти далёкие земли Аурелио Пиччие.

Как показалось Берцо, он даже начал чувствовать под собой скрытые от глаз людских сияющие самоцветы и тяжёлые золотые самородки. Выдавая волнение, отвислое брюхо заядлого чревоугодника хищно дёрнулось, отчего его покрывшееся испариной тело вяло колыхнулось.

Встретившись взглядом с Джеронимо, торговец только весело подмигнул ему. Вопреки его ожиданию тень напряжения на лице его молодого товарища не пропала. Сжатый, словно канатный узел Лонро кивнул в направлении Йогини и Ангус вынужден был обернуться. Площадка, освещаемая пламенем догорающего хвороста, была пуста. Женщина исчезла…

Ромеи долго не решались выбраться из своего укрытия. Только тогда, когда потемневшее небо стало являть им первые бриллианты на своём вечернем наряде, не привыкший долго лежать на такой жёсткой поверхности Берцо, на правах старшего в этом предприятии выбрался из-под куста и, потянувшись опасливо окинул взглядом лежавшую перед ними поляну. Ничто не нарушало тишины засыпающего леса, слабо тлели угли костра, да какая-то птица тихо и жалобно пищала где-то вдалеке.

— Где она? — Взволнованно дохнул в затылок торговцу Лонро. — Её что, …нет? Где ребёнок…?

Прежде чем начать отвечать на все эти вопросы, глубокую задумчивость на широком лице Берцо сменила кислая мина недовольства:

— На кой вам чёрт этот ребёнок, Лонро? Если расенка ещё вполне сгодилась бы на то, чтобы ей потешиться, то замороченный какими-то чарами малый…. Вы, хоть можете себе представить, сколько ещё чудес хранят эти камни и пещеры? М-м-м, Джеронимо. Жаль, что сейчас нам самое время подумать о ночлеге. У меня прямо руки чешутся докопаться до всего этого. Хорошо бы глянуть, не осталось ли там какой-нибудь зацепки, чтобы вытянуть обратно помост…