Но Хеллер и на их фоне выглядел ужасно. Его куцый пиджачишко был обсыпан цементной пылью. Он, по-видимому, вывозился так, когда поднимался по склону горы. Там же он скорее всего и порвал свой пиджак. Ботинки его были в грязи из-за хождений по маковым полям. Он выглядел нищим бродягой.

Куда же делся весь шик этого блестящего флотского офицера? Куда девались элегантные, безупречно сшитые костюмы? Как он обходится здесь даже без своего ладного рабочего комбинезона и любимой красной шапочки гонщика? И где теперь великолепная парадная форма офицера Флота его величества, из-за которой чуть ли не все девушки Волтара падали в обморок?

Я от души наслаждался его унижением. Наконец-то мы поменялись ролями! На Волтаре я был изгоем, плохо одетым замухрышкой. Но на Земле все идет и будет идти по-другому. Я не удержался и окинул взглядом свой великолепный гангстерский наряд, а потом снова посмотрел на Хеллера — униженного, жалкого, грязного бродягу. Да, ничего не скажешь — я сейчас на своей планете, а он — на чужой. И теперь он целиком и полностью в моей власти. Он мой арестант. У него нет средств, чтобы самому купить одежду, без денег он вообще и пойти-то никуда не может.

— Вот так-то, Хеллер, — обратился я к нему вслух, не сдерживая торжества и злорадства. — Это я довел тебя до того, чем ты сейчас стал, и это по моей воле ты превратился в такое ничтожество. Даже в самых светлых мечтах я и представить себе не мог, что ты способен так жалко выглядеть. Жалкий бродяга, без гроша в кармане, в какой-то вонючей забегаловке. Добро пожаловать на планету Земля, Хеллер, и попробуй тут выкинуть хоть одну из своих хитроумных штучек. Здесь я заказываю музыку, и здесь все пляшут под мою, а не под твою дудку. Мы теперь окончательно поменялись ролями.

И честно признаюсь, я давно этого ждал!

До чего же глупый и неумелый получился из него «специальный агент»! Неужто он совсем не понимает, какой опасности сейчас подвергает себя? Нет, подумать только, он сидит в самом центре опиумной торговли на незнакомой планете, в дешевом баре, совершенно чужой всем, иностранец, сидит спиной к двери да еще и с букетом опиумного мака. Он просто напрашивается на то, что сейчас и произойдет. И что бы ни случилось, у него нет никакой возможности выпутаться из неприятностей. Связей у него здесь нет. Друзей нет. Денег нет. Он даже не говорит по-турецки! Ну сущий ребенок. Я, можно сказать, даже почувствовал к нему некоторую жалость.

А Хеллер продолжал сидеть совершенно спокойно, любуясь своим опасным букетом. Изредка он даже поправлял цветки в стакане. Наконец он взял один из цветков. Ему приглянулся самый крупный из них, оранжевого цвета. Повертев его в руках, он принялся обрывать у него лепестки. Неужто он это делает от волнения? — подумалось мне. Я наверняка испытывал бы беспокойство на его месте. У опиумного мака в центре цветка имеется толстый шарообразный пестик, из которого потом вырастает головка мака. Он совершенно оголил пестик, а потом принялся нюхать его. Тоже дурацкое занятие: ведь пахнут лепестки, а не пестики цветов.

Оборванный цветок Хеллер отложил в сторону, а потом достал из стакана еще один. Вынув из кармана листок бумаги, он разложил цветок на половинке листка, аккуратно расправив лепестки. Потом он перегнул бумагу пополам, прикрыв цветок второй половинкой. После этого он ударил кулаком по своему творению. Тут я расхохотался. Ведь совсем не так засушивают цветы. Их нужно класть между двумя листками бумаги, а потом, оставив под небольшим гнетом, терпеливо дожидаться, пока цветок засохнет в таком положении. По нему нельзя колотить кулаками. Он даже этого не знал толком — наверное, забыл спросить у мамочки. Хеллер поднял верхнюю половинку листка. Цветок, конечно же, был раздавлен. Огромный шарообразный пестик был просто расплющен. Да, так не следует обращаться с опиумным маком. Головку мака осторожно царапают, из царапин выделяется сок, который постепенно застывает, а потом только сырье кипятят и получают морфий.

Должно быть, он почувствовал ошибочность своих действий, потому что просто бросил получившуюся массу на стол, затем аккуратно сложил бумагу и спрятал ее в карман. Потом только он оглядел зал. Народ постепенно собирался — тут были местные турки, наряженные в свои мешковатые костюмы, в белых рубашках без галстуков, в неглаженых брюках. За это время пришло уже человек двадцать, что было весьма странным для такого позднего времени. Я понял, что они собирались по чьему-то сигналу. Они просто сидели за столиками, ничего не заказывая, не разговаривая друг с другом и избегая смотреть в сторону Хеллера.

Казалось, что все они чего-то дожидаются.

Внезапно входная дверь с треском распахнулась, и в зал ввалилась пара самых известных в округе борцов.

Следует заметить, что турки просто сходят с ума по борьбе, которая у них считается национальным видом спорта. Борются они самыми различными стилями. Эта парочка местных чемпионов производила серьезное впечатление. Парни были огромными, мрачными и наверняка отличными борцами. Да, это были самые настоящие чемпионы по борьбе. Более крупный из них, верзила по имени Мусеф, выбрал место в самом центре зала. Второй, которого звали Торгутом, занял удобную позицию у стены, за спиной Хеллера, держа в руке короткий обрезок трубы. Борцов сопровождало человек пятнадцать верных почитателей их таланта. На лицах у всех было написано нетерпеливое ожидание скорой развязки.