– Хенде хох! Бросай автомат, гад! А то живо на штыки насадим.

Я подчинился, отбросил автомат:

– Ребята, свой я, из разведки.

– А форму свою что – у немцев на это рванье выменял? И автоматик тебе фрицы на память придарили?

Стоящий сзади боец завесил мне кулаком в ухо. Однако стерпел я – мне только драки не хватало. «Неласково Родина-мать встречает – как мачеха», – горько усмехнулся я.

– Зови ротного! – повернулся старший к молодому веснушчатому бойцу. – А ты, гад, стой и не шевелись.

Так и стоял я, пока не пришел ротный. Узнал он меня не сразу, даже зажигалкой у лица чиркнул.

– Вроде ты взводный разведчиков? – неуверенно спросил он.

– Как есть – старший сержант Колесников. Мы же у тебя на этом участке неделю назад переходили, трое нас было. Начштаба нас еще провожал – вспоминай!

– Было такое. Только извини, оружие пока не верну и в штаб под конвоем пойдешь.

Меня в сопровождении двух бойцов отправили в штаб.

– Иди, только не рыпайся. Взводный ты или нет, но если побежишь – застрелю! – грозно сказал молодой парень.

– Ага, только винтовку с предохранителя сначала сними, – не удержался я и получил прикладом в бок.

Шли долго – мой конвой не торопился. Перед штабом остановились. Один из бойцов зашел в здание и через несколько минут вышел вместе с уже знакомым мне начальником штаба, на ходу застегивающим гимнастерку.

Увидев и узнав, майор ухватил меня за рукав и потащил в штаб.

– Свободны! – на ходу крикнул он бойцам, обернувшись через плечо.

Завел меня в свой кабинет.

– Почему один? Что с… ними? – В глазах майора застыла нешуточная тревога за судьбу «командированных» на «его» участок фронта.

– «Сидоров» жив, но ранен в ногу – я его оставил в деревне, а «Иванов» убит.

– А в цивильном почему?

– Я свою форму «Сидорову» отдал – он же в немецкой был. Товарищ майор, мне бы в штаб армии позвонить.

– Вот телефон – звони.

– «Сидоров» без посторонних велел.

– Это я-то посторонний?! Ну, знаешь, Колесников, ты про меру-то не забывай!

Он в сердцах громко отодвинул стул и вышел.

Я покрутил ручку полевого телефона. В трубке щелкнуло, и женский голос произнес:

– Седьмой.

– Дайте начальника штаба армии.

В трубке опять щелкнуло, и наступила тишина, прерываемая треском помех на линии. Потом я услышал мужской голос:

– Николай Иванович, ты что по ночам звонишь?

– Я не Николай Иванович, я командир взвода разведки Петр Колесников.

– Что за дурацкие шутки, взводный?! Ты что, самогону напился? Да я тебя…

Я прервал поток слов начштаба армии паролем:

– Бабушка умерла.

– Какая, к черту, бабушка? – И тут же: – Повтори!

Я повторил пароль.

– Ты где?

– В штабе полка.

– Все живы?

– «Иванов» убит, «Сидоров» в ногу ранен – сам идти не смог, остался там.

– А…?

Я понял вопрос:

– Тоже там.

В трубке наступила тишина. Я подумал, что связь прервалась, и дунул в трубку.

– Подожди, взводный, я думаю. Чуть без слуха не оставил. Вот что – дай мне Николая Ивановича.

Я положил трубку на стол и выглянул в коридор:

– Товарищ майор, вас к телефону.

Ожидавший в коридоре начальник штаба стремительно вошел в комнату и взял трубку:

– Да, я. Здравствуйте!

Повернувшись ко мне, он махнул рукой – выйди, мол.

Теперь я вышел в коридор. О чем был разговор, я не слышал.

Через несколько минут майор вышел, оглядел меня с головы до ног и покачал головой:

– И это – боец Красной Армии! Пойдем со мной.

Мы вышли во двор, обошли здание. Бывал я уже здесь – у старшины хозвзвода.

Поскольку уже наступило утро, старшина был у себя.

– Одень его и обуй.

Старшина оценивающе посмотрел на мою фигуру, снял со стеллажей белье, гимнастерку и брюки, протянул ремень брезентовый:

– Извини, кожаных нет. Размер обуви какой?

– Сорок второй.

И сапоги мне нашлись – да не кирза, а яловые! Я тут же переоделся.

Начштаба стоял рядом, вроде ему своих дел мало было:

– Пошли.

«Что он меня, как нянька, опекает?» – терялся я в догадках.

Майор привел меня на кухню:

– Накормите человека.

– Товарищ майор, у нас не готово еще – завтрак только через час.

– Ну, может, от караула чего-нибудь осталось?

Меня покормили вчерашней холодной кашей, дали кружку горячего чая с хлебом и маслом. Проглотил я все в один присест.