– Возможно, ты читал в газетах о тройном убийстве в Гамлебюене.

– Конечно, – сказал Фредрик. – В газетах больше ни о чем и не пишут. Кажется, весь Крипос поднят на ноги. А вам разрешили присоединиться к игре?

– Им по-прежнему не нравится делиться самыми большими игрушками. Одного из убитых звали Калле Фаррисен. Имя знакомо?

– Не могу сказать. Но если убойный отдел не допускают до игры, то почему ты хочешь…

– Потому что Фаррисена в свое время подозревали в убийстве вот этой девушки.

Симон вынул фотографию, которую он распечатал из дела, и протянул ее Фредрику. Он смотрел, как тот изучает бледное лицо с азиатскими чертами. Для того чтобы понять, что девушка мертва, видеть ее тело было необязательно.

– Ее нашли на заднем дворе, все должно было выглядеть так, будто она вколола себе слишком большую дозу. Пятнадцать лет. Может, шестнадцать. Документов у нее не было, поэтому мы так и не смогли установить ни ее личность, ни место рождения. Мы не знали, как она попала в страну. Возможно, в контейнере на вьетнамском корабле. Установить удалось только то, что она была беременна.

– Погоди-ка, я помню это дело. А разве в нем не было признания?

– Да. Оно поступило поздно и довольно неожиданно. Я хочу спросить у тебя, была ли какая-нибудь связь между Калле и твоим прекрасным клиентом Иверсеном?

Фредрик пожал плечами, посмотрел на фьорд, покачал головой. Симон проследил за его взглядом, направленным на лес мачт в порту маломерных судов. «Маломерные» в наше время относится к судам, которые по размеру уступают фрегату.

– Тебе известно, что человек, сознавшийся в убийстве девушки и осужденный за него, сбежал из тюрьмы?

Фредрик вновь покачал головой.

– Приятного завтрака, – сказал Симон.

Симон стоял, облокотившись на стойку раздевалки в художественной галерее в Хёвикоддене. Все было изогнутым. Все было функциональным. Даже стеклянные стены, разделяющие помещения, были изогнутыми и, возможно, функциональными. Он смотрел на Эльсе. Эльсе смотрела на Шагала. Там, в зале, она казалась очень маленькой. Меньше, чем фигуры Шагала. Может, все дело было в изгибах, может, в оптической иллюзии комнаты Эймса.

– Значит, вы поехали к этому Фредрику только для того, чтобы задать один-единственный вопрос? – спросила Кари, стоявшая рядом с ним. Она прибыла в галерею через двадцать минут после его звонка. – И вы говорите, что…

– Что я знал: он в любом случае ответит «нет», – сказал Симон. – Но я должен был его видеть, чтобы понимать, врет он или нет.

– Знаете, несмотря на то что телесериалы утверждают совершенно иное, очень сложно определить, врет кто-то или нет.

– Дело в том, что Фредрик не «кто-то». У меня есть опыт выслушивания его лжи, я знаю, как он врет.

– Значит, этот Фредрик Ансгар – заведомый лжец?

– Нет. Он врет по необходимости, а не потому, что склонен к этому или любит это делать.

– Ну ладно. А откуда вы это знаете?

– Я этого не понимал, пока мы в Экокриме не начали работать над одним большим делом о недвижимости.

Он заметил, что Эльсе растерянно оглядывается по сторонам, и громко кашлянул, чтобы она смогла сориентироваться и понять, где он находится.

– Доказать, что Фредрик врет, было трудно, – продолжал Симон. – Он был нашим единственным экспертом по бухгалтерии, и нам было трудно проверить все, что он говорил. Все началось с мелочей и случайностей, которые в сумме стали немного подозрительными. Он перестал рассказывать нам о ходе дела или же напрямую дезинформировал. Подозрения зародились только у меня одного. И постепенно я научился распознавать, когда он лжет.

– Как?

– Да очень просто. Голос.

– Голос?

– Когда врешь, то задействуешь свои чувства. Фредрику прекрасно удавалось врать при помощи слов, логики и языка тела. Но голос был единственным барометром чувств, который он не мог контролировать. Ему не удавалось сохранять естественный тон, у него появлялся как будто лживый акцент, и он сам его слышал и знал, что это может его выдать. Поэтому, если ему задавали прямой вопрос, на который он должен был ответить очевидной ложью, он не полагался на свой голос. В таких случаях он обычно отвечал кивком или покачиванием головы.

– И вы спросили у него, есть ли какая-либо связь между Калле Фаррисеном и Иверсенами.

– Он пожал плечами, как будто не знал.

– Значит, солгал.

– Да. И он покачал головой, когда я спросил, знает ли он о побеге Сонни Лофтхуса.

– Разве это не слишком просто?

– Да, но Фредрик – обычный человек, который просто знает таблицу умножения лучше других. Слушай, я хочу, чтобы ты сделала вот что. Проверь все приговоры Сонни Лофтхуса. Посмотри, проходили ли по его делам другие подозреваемые.