Шрифт:
СОХРАНИМ БИГФУТА!
РУКИ ПРОЧЬ ОТ ДИКОЙ ПРИРОДЫ!
СКРУДЖЕРС - ВОН ИЗ ЧИЛЛАТОГИ!
БУШ - СПАСИ ЛЕС!
Последний плакат взывал к президенту, надо думать, лишь каламбура ради. [9] Джордж-младший мыслит (с помощью референтов) глобально и на мелочи вроде Чиллатогского леса от животрепещущих проблем Персидского залива отвлекаться не станет… Были там еще и три других лозунга, уже совершенно нецензурные.
Судя по внешнему виду, обитателями Чиллатоги пикетчики быть никак не могли: три дамочки пенсионных лет, пожилой мужчина в очках с толстыми линзами, несколько молодых парней явно студенческого облика… Бородатый и длинноволосый мужчина лет тридцати снимал на видеокамеру действия и протестующих, и лесорубов. Поодаль стояла машина, доставившая сюда эту разнородную компанию - ярко-оранжевый восьмиколесный вездеход «Комацу». Он весьма напоминал бронетранспортер, лишь прикидывающийся мирным средством передвижения…
9
Непереводимая игра слов. На английском фамилия Буш созвучна слову «кустарник».
Ехавший первым трелевочный трактор сбавил ход и медленно наползал на демонстрантов. Они стояли на месте. Не доехав дюймов десять до старушки с плакатом, трактор застыл неподвижно. Оператор увлеченно снимал эту сцену. И, одновременно, криками и жестами руководил своими сотоварищами, - они несколько изменили боевой порядок, преградив путь грузовику-вездеходу, попытавшемуся объехать живой заслон. В общем, бородач с камерой казался организатором этой маленькой акции протеста.
– Кто он?
– спросил Кеннеди у Глэдстона, показав рукой на оператора.
– Вы его знаете?
– Фарли Оруэлл, журналист и эколог. Третий год живет в хижине тут в лесу, пишет книгу о бигфутах. Кто остальные - не знаю, привез откуда-то…
Последние слова Глэдстон выкрикнул уже на бегу. Вылезший из грузовика Панасенко яростно и призывно махал ему. Потом он не слишком дружеским жестом подозвал Оруэлла. Журналист и эколог приблизился, предусмотрительно отдав камеру одному из студентов. Тот отошел подальше и продолжил съемку.
Лесорубы высыпали из машин и стояли против своих неприятелей - выглядевших на таком фоне не особо представительно. Казалось, стоит людям Скруджерса атаковать экологов - и через мгновение те будут лежать аккуратной поленницей. Похоже, пикетчики - под прицелом камеры - именно этого и добивались, выкрикивая всевозможные оскорбления. Но рабочие не реагировали, стояли неподвижно и молча.
Тем временем вожаки вступили в переговоры - впрочем, не затянувшиеся. Панасенко кричал по-русски, показывая на лес, просеку, людей и машины. Оруэлл кричал по-английски, показывая на то же самое и на цепочку появившихся ночью следов, неплохо отсюда видных. Глэдстон выбивался из сил, пытаясь успеть с переводом.
Потом Панасенко смачно сплюнул на снег, что-то скомандовал своим людям, развернулся и пошагал в направлении арьергарда колонны. Рабочие вернулись в кабины.
Я подумала было, что сейчас начнется затяжная холодная война - холодная в прямом смысле. Что Панасенко надеется: противники рано или поздно замерзнут и отправятся греться - хотя бы посменно - в свой вездеход. И тогда колонна ринется на прорыв. Но я ошиблась. Вожак лесорубов не собирался терять зря времени.
Машины взревели двигателями, выполняя какой-то маневр. И, после их перестроения, в небо наклонными фонтанами ударили две струи воды.
(Позже я узнала, что закон штата Калифорния предписывает обязательное при любых рубках леса в промышленных масштабах наличие как минимум двух пожарных водометных установок.)
Струи были мощные, легко могли сбивать людей с ног и наносить травмы - но, казалось, мирно распадаются в воздухе на мелкие капли. Однако ветер относил эту морось прямо на пикетчиков. Панасенко с блеском опроверг поговорку Фрумкина: «Сила есть, ума не надо». Протестующие не получили вожделенных кадров расправы над ними - мельчайшие капельки были даже не видны глазу. Но долго на ноябрьском ветру под ними не простоишь…
Паренек с камерой несколько раз прекращал съемку и протирал объектив. Экологи нервно переминались с ноги на ногу и поглядывали на своего вожака. Зонтов у них не было, плащей тоже. Оруэлл начал что-то скандировать, подбадривая соратников, - те откликнулись вяло и неохотно.
Потом что-то произошло с их камерой - дешевой и наверняка не защищенной от влаги. Парнишка-оператор потряс ее, снова попробовал снимать - и вдруг со всех ног припустил к вездеходу. За запасной камерой?
Узнать это нам было не суждено. Техника тут же начала атаку.
Люди, как и первый раз, не стронулись с места. На Оруэлла надвигался агрегат, названия которого я не знала, но про себя окрестила «крабом» - два мощных захвата-манипулятора спереди весьма напоминали клешни. За рычагами «краба» восседал сам Панасенко.
«Клешни» оказались в считанных дюймах от предводителя экологов. Тот стоял не шевелясь, надеясь вновь выйти победителем из войны нервов. И тут «краб» дернулся вперед…
Захваты, судя по всему, были предназначены хватать стволы деревьев - но вместо этого вполне успешно ухватили Фарли поперек туловища - и подняли в воздух. Он истошно заверещал, задергался, пытаясь освободится… Без успеха.
Этого зрелища пикетчики не выдержали. Опрометью бросились к вездеходу, побросав свои плакаты. Техника с радостным ревом покатила вперед, огибая «краба»…
Мы с Кеннеди, наблюдавшие за конфликтом издалека, плюнули на политику невмешательства - и понеслись на помощь Фарли. Шутки кончились - у незадачливого эколога наверняка были поломаны ребра…
Не успели. Захваты разжались. Оруэлл выскользнул и шлепнулся на снег. Вскочил и тоже побежал к вездеходу. На мой взгляд, для человека с переломанными ребрами, - чересчур шустро.